Кирилл Казанцев - Проверка на преданность

– Наверное… да… – прошептал Павел Борисович. – Надо говорить.

Он стал ходить по комнате и тереть щеки ладонями. Кажется, до этого человека дошло больше, чем казалось со стороны. А может, он знал еще и такое, о чем полицейские просто не имели представления. Может, он имел больше оснований бояться за свою жизнь, чем предположили его ночные гости.

Говорил и отвечал на вопросы Лисовский часа три. Схема рисовалась за схемой, фамилия следовала за фамилией.

– Скажите, – наконец спросил Быков, – а кому была выгодна смерть бизнесмена Хрулева?

– Выгодна! – хмуро усмехнулся Лисовский. – Не просто выгодна, а опасен он стал. Решил на себя все замкнуть, силу за собой почувствовал, а вот ошибся. Тут не выгода, тут борьба. Только Хрулев не знал, с кем он на самом деле борется, не знал, кто стоит за противоборствующей силой. А оказалось, что старый дружок – Сережа Боруцкий. Он и сеть его подмял под себя, и фирмы-однодневки, для обналички открытые, теперь он контролирует.

– А почему, интересно, у него все получилось? – спросил Антон. – Как ему удалось свалить Хрулева?

– Не знаю, не вхож я в эти круги, – покачал головой Лисовский. – Я просто знаю, что про него говорят те, кто… в общем, те, с кем я имел дела. Теперь, получается, он и до меня добрался. Значит, если не получится, то меня за борт, а на мое место есть человечек у Боруцкого. Почему у него получается, говорите? Прихват у него серьезный где-то в органах, серьезный прихват. Что же мне теперь делать-то?

– Вам – ничего особенного, – улыбнулся Быков улыбкой, от которой у Лисовского мурашки по спине побежали. – Сделаете все, как Боруцкий велел. Как вот Антон вам передал, так и сделайте. А он доложит, что шантаж прошел успешно, что вы запуганы и готовы сотрудничать. Мы же будем делать свое дело. И не трусьте! Мы умеем работать быстро, не успеете даже толком испугаться, как все окажутся за решеткой. Только одно правило, Павел Борисович – для вас пока нет иной полиции, кроме нас троих. Вы сейчас никому верить не должны. Категорически. Мне, как говорил Леонид Броневой в фильме «Семнадцать мгновений весны», верить можно.

В комнате для допросов Мальцев увидел все ту же неприятную рожу Сергея Анциферова, юриста из министерства. Все те же костистые уши, тот же неровный череп и реденькие светлые волосы. И те же рыбьи глаза.

– Садись, Мальцев, – деловито начал юрист, постукивая по столу авторучкой, – новости у меня для тебя только хорошие, поэтому выше нос.

Мальцев машинально попытался подвинуть тяжелый табурет, но тот оказался привинченным к полу. Анциферов, как Владимиру показалось, этому факту почему-то усмехнулся. Это было неприятно, потому что неуместно. Какие усмешки, какая бравада, когда решается судьба человека. Он работал, выполнял приказы, поступающие сверху, а теперь сидит тут, а ему усмехаются. Да его отсюда должны были в два счета вытащить, как родного сына. Он же… Внутри у Мальцева все опять сжалось от злости, да так, что скулы свело.

– Слышь, Серега, – обхватив себя руками за плечи, чтобы не показывать, как его трясет, проговорил Мальцев. – Что там происходит, а? Я тут сидеть не должен, меня вообще не должны допрашивать.

– Ну, извини, – покачал головой Анциферов, – ты в такое дело вляпался, что так просто не разрулишь.

– Я! – заорал Мальцев, но быстро опомнился и повторил уже тихо: – Я вляпался? Да не я вляпался, а все мы вляпались. Это что, моя прихоть была, я для себя старался? Да на хрен мне все это нужно. Мне же конфискация светит, а у меня дома только честным трудом все нажитое. Ты понимаешь, что я в жизни ни одной копейки чужого не взял!

– Не горячись, – попытался тепло улыбнуться юрист, но его улыбка только еще больше взбесила Мальцева.

– Я буду горячиться! Ты вот сам посиди среди уголовников, а потом советуй. Я буду горячиться, буду психовать! Я еще не то буду делать! Показания буду чистосердечные давать, чтобы срок себе скостить. Или меня отсюда вытащат, и дело закроют, или пусть пеняют на себя. Мне что Воропаев говорил… – Юрист в ужасе стал показывать знаками, что не нужно называть вслух фамилий. – Он говорил, чтобы я не волновался, потому что за мной не шушера какая, а областное правительство. Он говорил, что опасности никакой нет!

– Не сходи с ума, Володя, – зло прищурился Анциферов. – Тебе сказано, что не пострадаешь, значит, не пострадаешь. Если ты никого не подведешь, то и тебя не бросят. Есть вещи, которые так сразу не делаются и быстро не делаются. Ты думаешь, что можешь таких людей шантажировать? Забудь! Твое дело принять все так, как им там видней. Даже если и придется тебе пройти через суд, если и осудят! Да, да! – постучал пальцем по столу юрист, увидев, как вытаращился Мальцев на его слова. – Если осудят. Может, им так надо, может, это наименьшее из зол. Ты что думал, в правительстве так просто работать? Знал, куда полез! И все равно ничего страшного, я тебе говорю! Получишь по минимуму, если до этого дойдет, в городе останешься, в библиотеке какой-нибудь или кастеляном. И от конфискации настоящей уйдешь. И то, что после освобождения на тебя запрет наложат занимать должности государственной службы, тоже не страшно. Все равно ты свой, все равно тебя никто не оставит. И деньгами отблагодарят, и с работой помогут, которая хорошо оплачивается. Нуждаться не будешь. Это система, Володя, и в ней надо работать, в ней надо терпеть, в ней надо жить и играть по правилам этой системы, по правилам тех людей, которые ею управляют. Понял?

– Так значит, да? – недобро посмотрел в глаза юристу Мальцев.

– Я же говорю, что и такое возможно, но не обязательно. В любом случае, тебя никто не оставит в беде. Главное, чтобы и ты вел себя так, как хотят те, кто сверху.

– Знаешь, как у тебя сейчас получилось? – зло сощурился Мальцев. – Ты сказал о них, как о тех, кто нас трахает! «Кто сверху»! Я не шлюха, Анциферов, я не хочу крутить задом, как этого хотят те…

Мальцев закрыл лицо руками, чтобы справиться со спазмами. Его крутило и крючило, как от удара электрическим током. Неприятно было сознавать, что ты полностью теряешь контроль над собой.

Работа в голову Пашке Матвееву не шла абсолютно. По прошествии времени он стал относиться к отказу Мальцева взять его к себе несколько иначе. Вообще-то, как теперь казалось Пашке, как такового отказа ведь и не было. Это его хандра виновата, нервы это все. Просто Мальцев посоветовал ему не соваться в эту среду, не связываться с этой службой. Вот и весь разговор, а потом он уехал, потому что ему было некогда.

В рамках этой концепции Пашка мог надеяться на новую встречу и возобновление разговора. Теперь уже, если разобраться, и повод был прийти к офису «Дирекции», подождать Володьку. Можно, как он и просил, просто позвонить ему, напроситься на встречу. Да, да! Просто сказать, что подумал, и все равно хочу у тебя работать. Мол, не напугал ты меня сложностями.