Кирилл Казанцев - Тайное становится явным

— Я вас слушаю…

Его действительно внимательно слушали. Звонивший предпочитал помалкивать, но Викентий Петрович слышал его зловещее дыхание, и такие мрачные флюиды выползали из глубин телефонного пространства и забирались в мозг, что он чуть не поседел в один момент…

— Говорите, я вас слушаю…

Но абонент молчал. Викентий Петрович негнущимися пальцами справился с клавишей сброса, завертел головой. Весь этот мир был враждебен! Затем припустил семенящей рысью по тротуару, ускорился. Когда-то в институте он был приличным бегуном, однажды выступил на соревнованиях, защищая честь вуза, и даже кого-то обогнал… Он пробежал порядка пятидесяти метров и начал задыхаться — нет, сегодня он не бегун (он беглец!), все, даже собственный организм, против него ополчились! «Ты должен что-то делать, — нашептывал голос разума. — Ты должен принять решение. Позвони в полицию, идиот! Пусть защитят твою жизнь, а с дальнейшими неприятностями — по мере поступления разберешься…» Действительно, как все просто! Он принялся вновь вытаскивать телефон, и вдруг свет ударил в глаза! Депутат вскинул голову и заскулил от страха. В одной из машин, припаркованных у кромки тротуара, кто-то был. Водитель включил фары и завел мотор! Машина отъехала от тротуара, двинулась по пустынной дороге, стала неторопливо приближаться. Голова у Викентия Петровича превратилась в надутый жутью шар. Он уже ничего не соображал, свершилось ужасное! Выронил телефон, попятился, какое-то время двигался задом, чтобы не выпустить эту машину из виду. А водитель не спешил — тащился за ним с черепашьей скоростью, прекрасно понимая, какое впечатление производит на запуганного человека. Но вот слегка притопил педаль акселератора, расстояние сократилось. Сердце совершило скачок, Викентий Петрович развернулся и побежал по тротуару со всей прытью!

Злоумышленники целенаправленно двигались за ним! С гулом опустилось переднее стекло — сейчас выстрелят! Он завыл, как бешеный волк. Двадцать метров до ближайшего перекрестка. Помчался зигзагами, уже чувствуя, как пуля отделяется от ствола, летит, потихоньку себе вращаясь… Вписался в поворот, кинулся влево, даже не догадываясь, что ждет за поворотом. Да ничего хорошего не ждало! Ни одной живой души, пожаловаться некому! Кто вступится за одинокого народного избранника? Глухая стена — очередное современное здание, пропади оно пропадом! Какие-то пилястры, высокий фундамент, утопленные окна, не подающие признаков жизни. Сколько можно спать?! Ни одного подъезда, все подъезды — на обратной стороне. Но в доме было несколько арок для автотранспорта и пешеходов. До ближайшей — шагов двадцать. Он в отчаянии обернулся. Преследователи повернули и ехали за ним, манипулируя дальним светом. Он ослеп на несколько мгновений, метнулся влево, вправо, сориентировался, припустил дальше. Влетел в полукруглую арку… и чуть не повис на решетке — как революционный матрос на решетке Зимнего дворца! Что за моду завели в «элитных» домах — делать проезд лишь для своих? У каждого жильца свои ключи… Он кинулся к калитке, тряс ее, как грушу, — заперто, сволочи! Он потерял драгоценные секунды, пустился дальше, снедаемый страхом. Справа тоже какие-то здания, но лучше не рисковать, перебегая дорогу — точно срежут. Приближалась следующая арка. Ноги еще несли, но голова уже не работала. И все же он уловил, как что-то чиркнуло по стене. Стреляют из пистолета с глушителем! Промазали! Он внесся в арку и снова дергал запертые ворота. Пнул калитку, и она распахнулась, возмущенно дребезжа. Не может быть! Искра надежды блеснула у загнанного человека. Он нырнул в полумрак, промчался по подворотне и вынырнул в замкнутый дворик. Где он? Перед глазами металлическая сетка — граница «элитной» территории. Спящие машины, детская площадка. Две двери, оснащенные домофонами. Бросился к первой, не видно ни черта, куда нажимать? Тыкал в кнопки, и ничего не происходило. Взревел от отчаяния, помчался к другой двери, но и там потерпел фиаско… А машина тем временем остановилась напротив подворотни, водитель погасил фары, и через несколько мгновений две фигуры, размытые ночной мглой, перетекли через калитку и оказались во дворе. Спешить им было некуда, они покачивались перед глазами, медленно приближались. Викентий Петрович гневно замахал руками — изыдите, дети тьмы! Снова куда-то пятился. Его намеренно загнали в западню. Все рассчитали, прекрасно знали, куда он побежит…

И вдруг он обнаружил в двух шагах от второго подъезда бетонный «скворечник» и лестницу вниз. Спуск в подвал! Последняя надежда! А вдруг не заперто? Он плохо представлял, как будет прятаться в подвале и сколько минут это удовольствие продлится. Бросился к спасительной соломинке, поскользнулся на первой же ступени, покатился вниз, обрастая грязью. Затормозил внизу, яростно возился, рыча от боли и безнадеги, запинался о зацементированные доски и пустые банки из-под краски. Метнулся к двери, отыскал на ощупь ручку, яростно задергал. Закрыто! Сам себя заманил в капкан. Свалился на колени и заревел белугой. Он не может умереть, не имеет права! Умирать должны другие, а такие, как он, обязаны жить до глубокой старости и умирать на мягкой кровати, в окружении безутешных родственников, твердо зная, что рано или поздно будет новое возрождение и новая насыщенная жизнь!

А по лестнице уже кто-то спускался, поскрипывала крошка под ногами. Зачем он вызвал Сатану? От всех переживаний в голове Викентия Петровича происходили необратимые перемены. Он схватил попавшуюся под руку доску и бросил! Затем вскочил, начал что-то вопить, швыряться всем, что валялось под ногами. Спускающийся сделал паузу, дождался окончания «обстрела», неторопливо двинулся дальше. Послышался звук взводимого затвора. Опустошение навалилось на Викентия Петровича. Он рухнул на колени, прошептал:

— Не убивайте… что вам, жалко, что ли?..

А когда незнакомец подошел поближе и он кожей почувствовал холодную сталь ствола, то смиренно склонил голову и затрясся в безудержных рыданиях…

По кабинету плавал плотный табачный дым. Пространство погружалось в полумрак, предметы обстановки едва очерчивались. Исключение составлял лишь массивный письменный стол у зашторенного окна — на нем горела старомодная настольная лампа, освещая работающий монитор, полированную столешницу, пепельницу, набитую окурками, чашку ароматного кофе и человека, находящегося во всем этом. Он откинулся на спинку стула, раздавил докуренную сигарету и прикрыл глаза. Потом открыл, посмотрел на часы, сообщающие, что рабочий день давно закончился, и вновь уставился в монитор.

Он имел представительную внешность и со вкусом одевался. Немолодой, за пятьдесят, спортивный, ни грамма жира, с резко очерченным скуластым лицом, при взгляде на которое часто оборачивались женщины, с густыми жесткими волосами, не так давно побывавшими в чутких руках парикмахера. У мужчины был высокий лоб, иссеченный морщинами, — пусть не свидетельство вселенской мудрости, но признак умственных способностей. Кликом мыши он вышел из Всемирной паутины, открыл папку на рабочем столе и сделал пометку в одном из документов.