Кирилл Казанцев - Волчата голодны всегда

– А ну назад! – Фролов достал пистолет Макарова и выстрелил в воздух, заставляя уже стоящих на крыше автомобиля трех нападающих попрыгать вниз обратно. – Кто первым спрыгнет, получит пулю!

…Малахитов, наблюдающий в бинокль сцену с выстрелом, выскочил из апартаментов и помчался в сопровождении охраны на улицу. Матерясь и ругаясь на своих бригадиров, он отдал приказ все имеющиеся машины парковать под ограждением и по ним перепрыгивать на церковную территорию.

– И включите фары, чтобы ослепить этих уродов, – ввел дополнительную установку Малахитов.

Ему было приятно чувствовать себя полководцем на поле брани, когда идет борьба не только силы, но и интеллекта командиров. Он знал наверняка, что победит в схватке, но ему было важно победить красиво, показав преимущество над никчемными взрослыми. Защитники, видя, как нападающие отхлынули от забора, приняли это за свою победу и, подняв руки, стали радоваться, но когда десятки машин включили дальний свет и вплотную придвинулись к забору, они, ничего не видя, стали невольно отступать. Крестный ход сделал два круга, и теперь, ослепленные фарами, как и их защитники, верующие в процессии испытывали сильнейший страх и начинали терять уверенность. Сохранял спокойствие, казалось, только отец Арсений.

Именно в этот момент с машин через забор попрыгали нападающие, взяв в кольцо и крестный ход, и его дружину. В один миг распахнулись въездные ворота, и на территорию церкви заехал лимузин Малахитова. Охрана распахнула дверцу, из которой вышел хозяин города. Крестный ход пошел на третий, заключительный круг. Отец Арсений перепоручил дьякону закончить шествие, а сам остался на месте. От процессии, вслед за священником, отделились с десяток мужчин и так же встали рядом с защитниками, пополнив их немногочисленные ряды. Дружина по команде подполковника растянулась вокруг церкви, и теперь ее бойцы находились друг от друга на расстоянии руки, создавая тем самым живое оборонительное кольцо.

– Это вот и есть наш последний и решительный бой, – иронически проронил Малахитов, вспоминая слова большевистского гимна. – Вот ведь до чего вас, батюшка, вера довела. До полного поражения.

– Это тебя, Николай, безверие довело до нечеловеческого состояния, – возразил ему отец Арсений. – Ты поднял бунт против родителей, против семьи, а без поддержки семьи проигрывают в первую очередь дети, как наиболее слабые.

– Вот мы сейчас и проверим, кто тут слабый, – нарочито засмеялся Малахитов. – Давайте мочите этих старперов.

Подростки стали медленно, шаг за шагом, приближаться к цепочке защитников. Многие из нападающих встречались взглядами со своими отцами.

– Этот вот, лысый, тренер по боксу, мастер спорта, не пытайтесь его вырубить, – предупреждал своих товарищей сын Константиныча, указывая пальцем на своего отца. – Его лучше по яйцам бить или, на крайняк, битой по черепу.

– Ах ты, поганец, – сверкал глазами разъяренный Константиныч. – Может, сам подойдешь и вырубишь отца? Покажешь, как я тебя боксу обучил?

Сын один на один с отцом выходить побоялся, поэтому продолжал натравливать на него своих товарищей.

– А вон тот толстый, с бородкой, – мой, никому его не трогать, – размахивая битой и тыча ею в рыжебородого дружинника, орал такой же рыжий парнишка, его сын.

– Ты думаешь, меня не будет, и ты сможешь заколоть себя наркотиками? – не мог сдержать гнева его отец. – Не намного дольше меня тогда протянешь, балбес ты этакий!

– Ах ты, говнюк! – раздался рев дружинника, углядевшего в толпе нападающих свое чадо. – Ты же мне и матери сказал, что тебя ничего с ними не связывает! Ты что, мать хочешь в могилу свести? Ей же плохо с сердцем станет, когда она узнает об этом.

– Она не узнает об этом, – спокойно, словно просил передать оплату в маршрутке, произнес «говнюк». – Ты ей уже ничего не скажешь.

Неожиданно между двумя враждующими сторонами, просочившись сквозь дружину, появился Гришка. Юродивый стал размахивать своей палкой с прикрепленным распятием, отгоняя отцов и детей друг от друга, не делая разницы на возраст.

– Назад, дети антихристовы! – Его палка поочередно тыкалась и в дружинника, и в нападающего. – Ах вы, срамники, ишь чего удумали: на кулачках спориться, да на церковной земле… А ну пошли вон! Хотите поубивать друг друга – идите за город на кладбище, я там вам могилок уже нарыл, так хоть вонять по смерти не будете, сразу похороните друг друга. А лучше живьем закапывайтесь, поскольку давно вы уже мертвые!

Нападающие опешили, не ожидая такого поворота, и их агрессия, изменив вектор, стала из-за появления юродивого понемногу улетучиваться. Послышались даже сдержанные смешки. Николай Малахитов, чтобы поддержать свою «армию», вышел к юродивому и, выхватив у него из руки палку, сломал ее об колено.

– Вот и все. Чего встали? – обратился он к своим бойцам.

– Вот он, главный мертвец, пришел, и вонь его словно из преисподней, – подбирая обломки своего посоха, громко выкрикнул Гришка. – Так же, как эту палку, сломал он жизни отцу и матери своим. А теперь и вас всех на тот же грех подбивает.

Малахитов кликнул Хлыста.

– Забейте его, – выдал он однозначную команду.

Хлыст с Рогатым и еще несколькими бойцами подбежали к юродивому и стали наносить удары бейсбольными битами. Раздался хруст костей. Георгий, его отец и другие бросились на выручку, но было уже поздно. Гришка, бездыханный, свалился на землю, продолжая сжимать в руке пластмассовое распятие Иисуса Христа. Отец Арсений сильным ударом в челюсть сбил с ног Рогатого и, уклонившись от летевшей в голову биты Хлыста, подсек его ногой. Досталось и другим участникам кровавой расправы над беззащитным юродивым, но должное наказание они не успели понести, поскольку им на выручку рванулась вся их бандитская свора, и под их натиском дружинники стали отступать. Бесчеловечные удары битами и клюшками для гольфа делали свое дело, и то тут, то там мужики оседали на землю, обагряя своей кровью мощеный церковный двор. Многие вырывали орудия нападения, но использовали их исключительно для защиты, отбивая удары нападающих. Отцу Арсению ударом клюшки для гольфа сбили головной убор, и он, с растрепанными длинными волосами, метался между дерущимися, стараясь вырвать у подростков орудия, используя при этом свои навыки, полученные в спецназе. Константинович, не церемонясь, просто вырубал парней, и около него валяющихся и охающих от боли «малахитовцев» набралось уже с десяток. Неимоверными усилиями церковной дружине удавалось сохранять защитное кольцо непрорванным, оно только сужалось, как шагреневая кожа, оставляя на поле брани своих бойцов – выпавшие звенья. Благодаря этому крестный ход завершил третий круг.