Кирилл Казанцев - Заковали сердце в лед

– Ботаник наш в одной фирме работает, типа системным админом, – припомнил Плещеев. – Даже знаю, в какой. Хочешь, завтра к нему подвалим?

– Хочу. Ну, что, – прищурился на бутыль с остатками коньяка Порубов, – еще по одной?

– Давай… Да, Андрюха, весь вечер думал, сказать тебе или нет. – Толик выглядел немного виноватым. – Решил, что лучше ты от меня услышишь, чем от кого другого. Катька-то твоя замуж вышла полгода назад.

Катя Пряник, длинноногая и рыжеволосая красавица, была девушкой Порубова до его ареста. Когда Андрея загребли в СИЗО, она некоторое время писала ему, дважды даже привозила «дачки». Однако потом письма стали приходить все реже и реже, и за последний год написала лишь однажды и очень коротко – мол, уезжаю учиться в Москву, вернешься – как-нибудь свидимся.

В принципе Андрей был внутренне готов к такому повороту событий – редкая девушка дожидается своего парня из-за «колючки». Он уже почти поставил на Кате крест, хотя в душе и рассчитывал как-нибудь возобновить отношения, ведь в прошлой, дотюремной, жизни он действительно ее любил.

– А знаешь, за кого? За Мишку Зиганшина. Ну, сынка городского прокурора, который тебя посадил, – выдохнул Клещ. – Юрфак закончил, сейчас в Центральном райотделе работает опером, карьеру делает, подметки на ходу режет. – Толик сделал многозначительную паузу: – Во, сука, эта Катька!

Порубов несколько минут молчал, потом закурил сигарету, подошел к окну и долго всматривался в малиновый шар солнца, медленно поднимающегося над крышами пятиэтажек. Потянулся до суставного хруста, вздохнул, поморщился, словно уксус проглотил, и произнес:

– Ну и хрен с ней, что ни делается – все к лучшему. У нас там еще выпить есть? Тогда наливай!

Утро в Центральном райотделе начиналось как обычно. Свежий офицер сменил в застекленной кабинке уставшего сменщика, закончившего суточное дежурство. В небольшом холле, ощутимо пахнувшем туалетом и хлоркой, постепенно собирался народ: пожилая женщина со свежим кровоподтеком, несколько наркоманского вида подростков, серый мужичок с явным абстинентным синдромом. За прутьями «обезьянника» вяло заматерились проснувшиеся бомжи.

Молодой чернявый мужчина, с щегольским зализанным пробором и кожаной папочкой в руках, кивнул на входе дежурному и легко вбежал на второй этаж. Достав из кармана связку ключей, открыл кабинет с табличкой «Оперуполномоченные УР», прошел в свою комнатку.

В небольшом обшарпанном помещении стоял стол с допотопным телефоном и стареньким компьютером, стандартный сейф и стул. Еще один стул посередине кабинета предназначался для посетителей.

Чернявый уселся за стол у окна, и на столе тут же зазвонил телефон.

– Старший лейтенант Зиганшин слушает, – поднял он трубку. – Конечно, на месте, раз ты на служебный звонишь. Сколько тебе повторял: если сам понимаешь, что не сумеешь раскрыть преступление, не принимай заяву, а то процент раскрываемости по райотделу снизится. Да, да, отказуху пиши, ссылайся на кодекс, на что угодно… Только грамотно, не зарывайся.

Утро старшего лейтенанта прошло в телефонных звонках. Зиганшин наставлял, увещевал, запугивал, юлил, льстил и хамил – в зависимости от того, с кем разговаривал. Вскоре появились первые посетители: угрюмая баба с заявлением на мужа-алкоголика, избитый подросток с жалобой на отца, гордый патрульный сержант с пойманной им рыночной воровкой…

Правоохранитель, натянув на лицо маску казенного отчуждения, слушал, задавал вопросы, писал протоколы… Все это было скучно, рутинно, а главное, не приносило никакой личной выгоды.

Конечно, Миша Зиганшин никогда бы не пошел работать в райотдел – после юрфака он хотел устроиться в суд, на службе в горотделе настоял папа, городской прокурор. Мол, низовой оперативный уровень – лучшее место для начала карьеры в МВД, прослужив там лет пять без «залетов» и имея «волосатую руку», вполне можно выйти на другой уровень – например, попасть в главк. А ведь только в главках можно отстроить большую карьеру и нахватать звезд на погоны.

Проработав в Центральном райотделе чуть более трех лет, Миша прекрасно понял главный принцип полицейской службы: беспрекословно исполнять все веления начальства, с ненужными инициативами не лезть, а главное – содержать в идеальном порядке всю документацию и иметь хороший процент раскрываемости. Все это не только способствовало карьерному росту, но и давало возможность подхалтурить на службе, ведь образцово-показательного опера трудно заподозрить в нарушении закона!

После обеда мобильник в кожаной папке закурлыкал. Зуммер вызванивал «Лезгинку», и Зиганшин внутренне напрягся.

– Да, я… – бросил он. – Как и договаривались, уважаемый Гасан, только не наглеть. И смотри, чтобы точила была не слишком козырной, а то и нарваться можно, даже я не спасу. Да, заяву, конечно же, приму, как и договаривались. Не забывай, что изнасилование относится к так называемым делам частного обвинения и не может быть возбуждено без заявления потерпевшей, то есть тут всегда можно переиграть. Все, до связи…

Остаток дня прошел обыденно: вызов к начальству с отчетом о проделанной работе, оформление бумаг, дружеский треп с вернувшимися с задания коллегами.

Мобильник Зиганшина звонил еще дважды. Первый раз он зазуммерил песенкой «Муси-пуси», и оперативник, расплывшись в улыбке, несколько минут слушал не перебивая.

– Буду как обычно, – только и произнес он и нажал на отбой.

Второй раз сотовый заорал на весь райотдел «Владимирским централом». Звонил сексот – завербованный Зиганшиным мелкий уголовник.

– Да сколько раз тебе говорить, не звони мне на эту мобилу! – бросил Зиганшин вместо приветствия. – Что у тебя неотложное? Что-о-о?! Порубов, говоришь, с зоны откинулся? Что-то рано. Три года всего ему дали? Во-от оно что… А я-то думал, что за нападение на сотрудников больше дают.

Солнце за зарешеченным окном, перевалив через хребты крыш, клонилось к закату. Рабочий день незаметно приближался к концу. Вежливо попрощавшись с сослуживцами, Миша поспешил на выход. Уже выходя из здания райотдела, он набрал номер жены:

– Катюша, привет! Извини, но сегодня меня на службе задерживают, начальство из Москвы прикатило с проверкой. Боюсь, надолго. Да ты не переживай, я пообедал. Понимаю, что сгораю на работе. Как говорится – «светя другим, сгораю сам». Жди дома, как только, так сразу, звук в мобиле я отключу, сама понимаешь.

Несколько минут оперативник простоял на крыльце райотдела, размышляя: правильно ли он сделал, не сказав жене Кате о возвращении Порубова, с которым она встречалась до замужества. «Правильно!» – похвалил он самого себя, лучше сделать вид, что он ни о чем не знает, и проследить Катину реакцию.