Кирилл Казанцев - Таежный рубикон

– А сам-то ты не знаешь? – съязвил незнакомец, и не было на его поганой морде ни тени страха. Только дикой нескрываемой неприязнью окатило из его прищуренных зенок.

– Чего не знаю? – спросил и неприятно поежился. Получилось, как вроде мужик его мысли прочитал. И тут припомнилось про последний странный сдвоенный выстрел. – Так это ты палил, что ли?

– Ну, я... и что дальше?

– А дальше... – потихоньку распалялся от такой немереной наглости. – А вот что дальше, – и злость опять начала душить. – А того, что ты, сволота хитрожопая, на чужое-то позарился!

– Какое, к чертям, чужое?! – в ответ непритворно возмутился мужик. – Я же этого амбу пять дней стерегу! Пятый день за ним по пятам тащусь! Он же от меня к тебе приблудился... Понял? Нет?

– Прибег, убег... Че ты мямлишь мне здесь хероту всякую? Это мой участок, сморчок, и делать здесь тебе отродясь нечего...

И деляга этот ушлый мигом язык проглотил. Видно, тут ему в мозгу-то и брякнуло. А че дальше-то дуру гнать, когда к стенке тебя приперли? Никакая трень твоя изворотная больше не пролезет.

– Ну, и что с тобой теперь делать будем?.. Чего молчишь? – спросил, а и сам не знал еще ответа. Не знал, как теперь с хлыщем этим поступить. Одно только знал уже доподлинно: ни о какой дележке и речи не пойдет: «Свое-то никогда из рук не выпущу! Пусть его, скота драного, жаба давит!»

Поднял со снега чужую «мосинку». Разрядил. Магазин себе в карман сунул:

– Ну, вали, давай... Вали... пока не передумал... – И в груди тогда в первый разок ворохнулось чего-то темное: «А ведь нельзя ж его так-то отпускать? А никак нельзя... Вон, скотина, как сподтишка-то буркалами ворочает... Отпусти... так и не будет тебе наперед уже никакого покоя... Все одно ведь, стервь приблудная, к зимовью по следам припрется? Один хрен, припрется... Да и не один, скорей всего...» – Ну, пошел уже!.. И дурить мне не вздумай... Обернешься – выстрелю. Понял? – И опять заныло в груди: «Ведь это что ж получается?! Это ж все теперь! Как есть – все! Лежи и дрожи теперь каждую ночь, чтобы сволота эта наглая в отместку с тобою вместе зимовье не спалила?! Ну, уж нет! Не быть тому! Не на того напали, хрень сопливая!.. Не на того!..»

Провожал свинцовым ненавидящим взглядом удаляющуюся напряженную спину мужика. Шипел себе под нос, изощряясь, распаляя себя все больше, а рука как будто сама по себе медленно, но цепко тащила и тащила приклад к плечу...

Гадко было на душе! Гадко и паршиво... Глядел на притихший лес сквозь белоснежную пелену, а видел совсем другое – дергающуюся в огне фигурку человека!.. Вот он истошно завопил, срываясь на тонкий пронзительный вой! Вот взметнул руки над пылающей шапкой волос, словно умоляя о пощаде!.. Враг он, конечно. Натуральный вражина! Но все равно... Но все же!

«И зачем им это?! – негодовал. – Неужели за эти бумажки поганые можно платить такой ценой?! Ценою самой жизни?! Где тут какой-то смысл? А если есть, то в чем он?»

Мерзко и погано было у него на душе от недавно увиденного, но он не раскисал. Не терял головы, ни на секунду не упускал из виду узкую подложину между крутояром и кочковатой, сплошь прошитой частым ивняком болотиной, – единственно возможного пути для погони.

Снегопад глушил звуки, и потому он сначала увидел и только потом услышал крадущегося по кромке увала мужика. Аккуратно, без суеты, приладил приклад к плечу, когда до него осталось не больше ста метров. Передвинул прицельную планку и прочно взял его на мушку. И сразу ощутил, что легкий мандраж мешает точно совместить плывущий целик с прорезью. Опустил винтовку и, пару раз глубоко вздохнув, задержал воздух в легких и снова приложился к прикладу. Теперь уже рука почти не дрожала, только сердце часто и надсадно бухало в барабанных перепонках.

Но выстрелить не успел. Сзади хлестко ударил тяжелый винтовочный выстрел, а после секундной паузы сипло затараторил АК. И тут же, в полуметре над головой Андрея, его сдвоенной тягучей очередью посекло на дереве ветки. Пришлось пригнуться. А когда снова приподнялся, чтобы посмотреть вниз, застывший на месте бандюган уже лихорадочно поводил стволом помповухи в поисках цели. И снова пришлось нырять. Едва успел уберечь голову от густо сыпанувшей дроби. «У него, скорей всего, пятизарядка, – кольнула пришедшая вовремя дельная мысль. – Надо считать выстрелы».

Резко встрепенулся после пятого. Стрелял навскидку, и потому пуля, легко скосив молодой дубок, все-таки срикошетила и, слегка изменив траекторию, клюнула в снег прямо под ногами у мужика. И тот сгорбился и еще быстрее закопошился с ружьем, но так и не успел его перезарядить. Андрей, теперь уже тщательно прицелившись, плавно потянул на себя спусковой крючок. Просто и без затей, как на обычной зверовой охоте. И еще до того, как пуля покинет ствол, Мостовой со всей очевидностью понял, что уж на этот раз точно не промахнется...

Румын лежал на спине, бережно прижимая к груди правой расплющенной клешней свою кормилицу винтовку. В какой-то совершенно будничной, обычной позе. Так, что казалось, будто откинулся на снег без сил, завершив наконец какое-то очень нужное для себя, непростое дело... Вот сейчас полежит чуток в короткий передых, ослобонит нутро покоем хмурого, стального неба и потащит дальше просоленную лямку своей незатейливой житухи. И его скуластое упрямое лицо с глубокой жесткой складкой на переносице было по-прежнему угрюмым и скупым, накрепко закрытым от недобрых чужих глаз...

Дорофеев сидел, привалившись спиной к заледенелой каменной глыбе, зажимая растопыренной пятерней обильно кровоточащий пробой на правом боку, и крупные хлопья снега все гуще садились ему на плечи, путались в темных всклоченных волосах непокрытой головы...

Кривая ухмылка, слетевшая с его плотно поджатых губ, хлестанула Мостового наотмашь. И Андрей, словно от реального коварного удара в лицо, пошатнулся, а рука его непроизвольно сжалась на вытертом цевье винтовки в железный замок. Так, что хрустнули, побелели костяшки изодранных пальцев.

– Ну, давай... – глухо вымучил Дорофеев. – Чего стоишь?..

Андрей не ответил. Ему уже незачем и некому было отвечать. Только жалкий фантом поверженного врага вопрошал его словно из преисподней. Жег горящим ненавидящим взглядом.

Все закончилось слишком буднично и просто. Слишком неожиданно и легко для того, чтобы быть правдой. И последний, заключительный выстрел, ставящий точку во всей этой абсурдной кровавой мелодраме, еще несколько минут назад казавшийся Андрею очень важным, вдруг стал абсолютно не нужен, растерял по пути к долгожданной победе всякий смысл. И он, молча отшвырнув ногой автомат подальше от подыхающего Дорофеева, повернулся, чтобы уйти.