Константин Чернецов - Крым бандитский

Один из крупнейших музеев России порадовал сообщением, что его фонды пополнились новыми находками из Северного Причерноморья. Побывавшие там симферопольские археологи подтвердили, что сокровища действительно из Крыма. Определили даже их точный археологический адрес.

Если бы «антики» вывозились только в Россию и только в музеи! Специалисты, бывающие на Западе, все чаще встречают крымские находки на аукционах, выставках, в антикварных лавках. Наши древности там пользуются большим спросом и называются «сокровища варваров». Популярно все — и античные произведения искусства, и самые обычные ремесленные изделия, так сказать античный ширпотреб, простая керамика и бижутерия, изделия скифских, сарматских, готских, аланских ремесленников. Особенно ценятся сейчас в Европе золотые, так называемые «рыбоголовые» пряжки. В последнее время разграблению подвергаются даже неолитические стоянки — выполняется заказ состоятельного коллекционера на кремневые орудия.

В центре Севастополя есть рынок, называемый «Горка». Там в любое время можно купить приличные «антики», включая настоящее скифское золото. Однако сюда поступает лишь небольшая часть «накопанного» в Крыму. Большинство прибирает к рукам некий мощный картель, обретающийся за пределами Крыма.

Крымский Комитет по охране и использованию памятников истории и культуры насчитывает два десятка человек. Смешно предполагать, что этот штат способен защитить «сокровища варваров» от варваров современных. Всем, кроме народных избранников и их правительства, ясно, что, если не будет создана единая служба, хотя бы подобная небезукоризненной, но все же действующей инспекции по борьбе с морским браконьерством, все археологические горизонты, все культурные слои через несколько лет окажутся опустошены, и уникальный Крым в части исторического наследия сравняется с какой-нибудь новостройкой на вечной мерзлоте.

А пока осквернители праха стараются. Бесчинствуют не только на археологических объектах, но и на кладбищах нового и новейшего времени. В воинских могилах добывают награды, значки, шевроны. В гражданских — украшения. И золото, золото, золото…

Еще полтора десятилетия тому назад Крым прогремел — гробокопатели добрались до мест захоронения жертв массовых расстрелов под Симферополем, на 11-м километре Феодосийского шоссе. Подобные места если находят, то грабят и сейчас, только шума всесоюзного больше нет. Зато появилось нечто уж совсем небывалое: попытки согнать научные экспедиции с мест, облюбованных грабителями.

Идеальная модель власти — это отсутствие всякой власти, это однозначное, полное, безоговорочное принятие каждым членом общества регулятивных правил и норм поведения. Так сказать, идеальное гражданское общество идеальных граждан. Настолько идеальное, а не реальное, что даже отпетые идеалисты вроде Кампанеллы или коммунистов допускали, что «кто-то кое-где у нас порой» окажется не столь идеальным, и нужны механизмы защиты от, пользуясь приснопамятной терминологией, антиобщественных проявлений.

В более реальных условиях, на сегодняшний день, лучшей формой общественного устройства является демократия. Правда, лично автор вполне разделяет рузвельтовскую мысль, что на самом деле демократия не лучшее, а худшее общественное устройство, но все остальные известные на сегодняшний день — еще хуже.

Под этой самой демократией мы понимаем непререкаемую и всеобщую власть закона, что вполне предполагает силовые структуры, обеспечивающие эту власть.

Но это не единственная система власти и общественного устройства. Есть еще иерократия (с хорошо памятной нам, взрослые сограждане, разновидностью, именуемой идеократией), и есть авторитаризм, власть силы, во множестве исторических форм и проявлений.

Власть силы — это самое первоначальное, глубинное, восходящее к самой животной еще сущности человека; и не будет, наверное, натяжкой сказать, что все ранние модели общественного устройства, от первобытной стаи и разбойничьей ватаги до самых утонченных аристократических и монархических систем, представляют только ее естественное развитие.

Не требует доказательства утверждение, что все люди не одинаковы. И конечно же сильный подчиняет слабого (речь не только о динамометрических мерках, то есть надо учитывать и умственные, и психоволевые параметры).

У стаи всегда выделяются вожаки. Это естественно, это закономерно, и вполне может сложиться ситуация, когда власть силы распространится на большую группу людей, род, племя.

Что произойдет, если такой род станет главенствующим? Да ничего особенного, в истории мы видим тому тьму примеров, и называется это обычно сменой династии. А все и всякие монархические тонкости, иерархии, правила престолонаследия служат, в сущности, для противостояния той самой закономерности, которая породила всякую монархию, всякое проявление власти силы: беспрерывное, неизбежное, закономерное появление все новых и новых сильных.

Поэтому всякая авторитарная власть сама по себе Туликова, она может искусственными (и отработанными за тысячелетия) средствами продлять свое существование, но вечной быть она не может, пока не станет принципиально иной. (Демократия, кстати, в этом отношении не Туликова, поскольку сильнейшие-лучшие имеют возможности для роста в правильно организованном обществе.)

Но власть силы, авторитарная власть, авторитарный способ жизни не отменен историческим развитием даже в тех странах, где авторитаризм как государственное устройство отменен.

Банда, особенно такая брутально-криминальная, как, например, создал Бабак, представляет собой самую чистую модель авторитарной власти. Но изначальная порочность, прежде всего внутренняя неустойчивость такой модели, стала ясною давнымдавно, и на протяжении тысячелетий старательно отыскивались и отрабатывались различные ухищрения, предназначенные сделать эту модель если не вечной, то долговечной. Аристократия, династические правила, привлечение авторитета Церкви, создание законов и традиций (в том числе, например, «правил», «понятий», по которым живут воры в законе), кастовая система, клановость, в известной мере национализм и шовинизм — все это «подпорки», вспомогательные средства для увеличения устойчивости, ослабления изначальных внутренних пороков этой модели.

Окончательно же преодолеть их нельзя — тогда авторитаризм попросту должен стать другим, скажем демократией.

Но и окончательно избавиться от такого общественного устройства, от власти силы, от патриархально-авторитарной модели, тоже нельзя, по крайней мере, до тех пор, пока не утвердятся в сознании каждого члена общества законы и нормы идеального общественного устройства.