Владимир Колычев - Семья в законе

– Я могу и вернуться.

– Не вернешься, – покачал головой Семен. – Ты уже наш. И сам это понимаешь.

Павел поджал губы. Хоть и с горечью, но все же он осознавал, что это действительно так.

– Да пошел ты!

Он с чувством бросил горящую сигарету на землю, как раз туда, где был разлит бензин.

Павел повернулся к дому спиной, чтобы идти к машине, но хлопок вспыхнувшего бензина остановил его. Он оглянулся и увидел, как потянулась к избе дымчатая змейка.

– Ой! – манерно хлопнул в ладоши Семен, когда язык пламени лизнул сухие бревна, через открытое окно влез в дом, превращаясь там в красно-желтые клубы пламени.

Павел дернулся, шагнул в сторону дома, но вырвавшийся из окна огненный джин пыхнул жаром в его лицо. Да и Семен крепко схватил его за руку.

Степок не жалел бензина, почти весь бак «Мазды» опустошил вдобавок к той канистре, которую принес из джипа. Поэтому пожар очень быстро обрел ураганную силу. Возле дома уже невозможно было стоять. И еще казалось, что сама изба вот-вот взлетит на воздух...

– Ты уже там никого не спасешь, – мотнул головой Семен. – Пошли!

Он потянул Павла к машине, и тот покорно пошел за ним.

В джипе тихонько работал двигатель и шелестел кондиционер.

– Поехали! – захлопнув дверь, велел водителю Семен.

Павел сидел рядом и потрясенно смотрел на пылающий дом. Машина отъезжала, а он смотрел, выкручивая шею.

– Кто там был? – спросил он, глянув на Семена.

– Лера.

– Еще кто?

– Ее друзья. Такие же уроды... Из-за них умер мой брат. А ты воздал им по заслугам. Все-таки есть на этом свете справедливость.

– Ты нарочно разлил бензин?

– Нет.

– Врешь!

Казалось, Павел вот-вот набросится на него с кулаками. Сила в нем есть, можно и под пресс попасть. Но Семен смотрел на него невозмутимо, вкладывая во взгляд сдерживающую силу. И Никифоров начал успокаиваться.

– Нет, не вру.

– Они были живые?

– Не совсем.

– Что, значит, не совсем?

– Побили их крепко. До полусмерти. А ты их сжег.

Машины ехали по деревенской улице, люди с подозрением смотрели на них. Некоторые уже обращали свои взгляды к черному столбу дыма, поднимающемуся в небо. В деревне начинался переполох. Но Семена это не волновало. Вряд ли в этой деревне найдется человек, который захочет подтвердить, что видел два джипа, отъезжающих от горящего дома... Может, кто-то из деревенских видел, как избу обливали бензином, как Павел бросал сигарету. Если так, то у следствия будут показания, но страх заставит свидетелей отказаться от них. Страх, который создаст Семен. Возможно, придется пристрелить кого-нибудь из местных жителей. Но ведь это во славу Семьи...

– Ты меня подставил?

– Нет, я тебя еще крепче привязал. К нашей семье. А ты что, против?

– А как ты сам думаешь?

– Я думаю, что тебе надо расслабиться. И думать о будущем. А твое будущее – это мы.

– Мне надоело это слушать.

– А мне надоело это объяснять...

Семен замолчал. Действительно, чего он заладил, как попугай. Никифоров не дурак, и он и сам прекрасно понимает, что деваться ему некуда...

Щелкнул замок, открылась дверь, послышался шальной девичий смех. Семен представлял, как разгоряченный прапорщик обнимает за талию распутную красавицу, предвкушая лучшую ночь в своей жизни. И невдомек ему, что эта роскошная развратница – всего лишь миф, который вот-вот растает в полусумраке гостиной.

Парочка зашла в комнату, и на этом сказка для надзирателя и закончилась. Прапорщик увидел сидящего в кресле человека, а в тыл к нему беззвучно вышел Ждан, приставил к затылку пистолет. Девушка даже не пискнула. Она прекрасно знала свою роль, поэтому поспешила исчезнуть.

– Ну, здравствуй, товарищ Угримов, – небрежно бросил Семен.

– А-а, вы кто такие? – в смятении пробормотал надзиратель, худощавый мужчина средних лет, с усами, похожими на щетку для мытья бутылок.

– Мы – твоя судьба, Угримов.

Семен наслаждался растерянностью прапорщика. Он в бегах, его ищет и РУБОП, и ГУИН, а он здесь, в центре города. Вроде бы должен находиться в следственном изоляторе за решеткой и бояться надзирателя. Ан нет, тюремщик сам трясется от страха.

– Как же так, Угримов, жена у тебя, трое детей, а ты с блядями развлекаешься. Нехорошо. Надо бы в жилсовет сообщить, чтобы тебе, гаду, на вид поставили.

– Вы... Вы не за этим пришли...

– Догадливый ты, Угримов. Или меня узнал?

– Нет... А должен узнать... Ну да, ну да, что-то знакомое...

– Я тебе не что-то, прапор, – скривился Семен. – Я – Бурыбин. И пришел к тебе потому, что ничего не боюсь. Не я тебя боюсь, а ты меня должен бояться. Знаешь, почему?

– Вы... Ты людей убиваешь...

– И тебя убить мне ничего не стоит. И тебя, и жену твою, и детей... А может, и не буду тебя убивать. Жену твою сделаю, детей, а ты потом мучайся...

– З-зачем?.. Что тебе нужно? – с бессильной ненавистью посмотрел на Семена тюремщик.

– Поговорить с тобой хотел. Чтобы ты знал, насколько хрупок этот мир. Вроде бы живешь, живешь, а потом раз, – и ты уже кусок мертвой плоти. Лежишь себя в морге с бирочкой на пальце. А ведь можно лежать в шезлонге, под пальмой, жена рядом, дети в песочке ковыряются... Я видел твою жену, Угримов. Ну, немолодая, но так – ничего себе. Лицо подтянуть, кожу омолодить, грудь силикончиком немного заправить, и никаких шлюх не нужно. Понимаю, с деньгами напряженка. Но мы тебе заплатим. Очень хорошо заплатим. И паспорт тебе заграничный сделаем, и визу откроем, и билет купим... Все у тебя будет, Угримов. Если, конечно, поможешь нам. А если нет, я тебе лично бирку на палец надену. Ты меня понимаешь?

– А-а... что нужно сделать?

– Родина ждет от тебя благородных дел.

– Не понял.

– Ты должен свершить правосудие. Расправиться с убийцей. С человеком, который оставил двоих детей без отца. Меня интересует Лихопасов Эдуард Михайлович. Он у вас на спецу сидит...

– Да, я знаю, – надзиратель, казалось, сейчас расплачется от отчаяния.

– Потому я к тебе и обращаюсь, что ты знаешь. Потому ты и можешь его убить, что имеешь к нему доступ.

– Но там ведь такая охрана...

– Какая такая? Ты сам – часть этой охраны.

– Да я всего лишь контролер. А там спецназ дежурит – наш гуиновский, два человека на смене. Мы за ними смотрим, они за нами, чтобы ничего такого...

– У него деньги есть?

– Что?! Деньги?!. Ну, есть вроде.

– Он что-нибудь покупает? Ну, пожрать там, выпить?

– Да, но вполне официально. Он как бы заключенный, но с правами. Там у него и телевизор в камере, кондиционер, и даже ковер на полу, чтобы ноги зимой не мерзли. И кормят его из офицерской кухни. А если колбасы там захочется, сыра, – это из нашего ларька. Ему даже водку пить разрешают.

– А кто это ему все приносит?

– Ну, я, бывает, хожу. Костя может сходить, он из моей смены...