Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой

– Коллегам по работе, – ответила Катя.

– Браво, девушка, простите, я невольно подслушал.

На этот раз они оглянулись оба и увидели очень высокого седовласого мужчину лет за шестьдесят. В синих брюках, в полосатой рубашке от Пола Смита, в бархатном блейзере песочного цвета он смахивал на иностранца. Его элегантный дорогой парфюм окутывал его, как облако (Катя едва не расчихалась, когда он подошел поближе).

– Ставьте его почаще на место, это ему полезно, – мужчина улыбнулся. – Ну, Валерий, что же ты меня не знакомишь?

– Это мой дядя, Ростислав Павлович, а это моя коллега из областного ГУВД Екатерина Сергеевна.

– Очень приятно познакомиться, – Ростислав Павлович поцеловал Кате руку, еще шире улыбаясь. – Прелестно, прелестно... Валера, надо же так встретиться на выставке... Впрочем, милая Екатерина Сергеевна, это так похоже на моего племянника – вместо того чтобы проводить очные в «Матросской Тишине», взять и завернуть экспромтом на выставку. Ведь неожиданно все получилось, правда? Кстати, про тюрьму – Тоцкий Марк Анатольевич рвет и мечет, ты не даешь ему клиента защищать нормально, как полагается.

– Встретишь его у себя в коллегии, передай, что я его не только из дела уберу, но и вообще с лестницы спущу, если он мне снова станет финты свои кидать.

Катя насторожилась – Марк Тоцкий являлся известнейшим в столице адвокатом, имя которого то и дело мелькало в СМИ в самых громких процессах. «Встретишь его у себя в коллегии...» Значит, дядя следователя Чалова тоже адвокат?

– Валерий, я сколько раз тебе давал хорошие советы? Но ты их, видно, пропускаешь мимо ушей. Но не будем тут о делах, – Ростислав Павлович снова мило улыбнулся Кате. – Примете старика в свою компанию?

– Будем очень рады, – ответила Катя.

И они бродили дальше по выставке втроем. Ростислав Павлович оказался чрезвычайно интересным собеседником и галантнейшим кавалером. Катя начала даже слегка кокетничать с ним. Стычка по поводу адвоката Тоцкого оказалась забыта, и дядя и племянник болтали и шутили. Кате стало как-то уютно, и о возвращении в главк на работу она даже и не помышляла. А почему бы и нет? Отчего не отдохнуть – вот так? Целыми днями она как белка в колесе, а люди развлекаются – ходят на выставки, сидят в летних кафе, загорают.

– Вы только подумайте: Пикассо – ниспровергатель авторитетов, такой революционный, продвинутый, как сейчас говорят, и уже антиквариат. Да, да... Пикассо антикварен, каков парадокс, – рассуждал Ростислав Павлович. И голос его звучал по-адвокатски «жирно», и жесты казались изящными и тщательно отрепетированными перед зеркалом. – Нашу встречу надо отметить, простите старика, но я вас так не отпущу, – уже на выходе с выставки стал настаивать Ростислав Павлович.

Чалов достал из кармана пиджака часы и вернул их на руку.

– Дядя, я пас, у меня еще дела. Вот, может, Екатерина Сергеевна...

– Мне тоже надо на работу возвращаться, извините, очень жаль, – Катя покачала головой.

– Опять в Ясногорск поедешь? – спросил Чалова Ростислав Павлович.

– Да нет, мы как раз оттуда.

– И что, все закончено там?

– Ага, постановление об отказе в возбуждении дела.

– Такой молодой этот Гаврилов, – произнес Ростислав Павлович. – И надо же, такой страшный конец.

Катя посмотрела на него – вы в курсе? Хотя о чем это я, об этом же вчера в новостях передавали... то есть сам факт, что Гаврилов умер, но то, что он покончил с собой, повесился... Правда, адвокаты – как следователи, порой они знают даже больше, чем ФСБ со всеми ее возможностями.

– От него многого ждали и продвигали его... так активно двигали... Все надеялись, что со временем он... А он так всех подвел, так смалодушничал, – Ростислав Павлович усмехнулся. – Помнишь, я как-то рассказывал о том старом деле... Столько лет уже прошло, и сам я в том процессе не участвовал, но... но кое-что слышал... в том числе и о нем, о Валентине Гаврилове. Так вот это как раз черта его характера – малодушие...

Катя внезапно пожалела о том, что отказалась продолжить знакомство с «дядей». О чем это он там «слышал»? Но не говорить же сейчас – знаете, я передумала, я бы с удовольствием выпила шампанского!

Но и под занавес дядя Ростислав Павлович повел себя как настоящий кавалер.

– Валерку мы отпустим, ему вечно некогда, у него дела, а вас я подвезу куда скажете – на Огарева, на Петровку, 38, на Житную к министерству?

Катя засмеялась – ах, какие романтические адреса, надо же, спасибо вам, дорогой адвокат, что не в Бутырскую тюрьму и не в институт Сербского на психиатрическую экспертизу. Она смеялась, скрывая дикую досаду!

– К большому сожалению, и тут вынуждена отказаться, я сама за рулем.

Катя указала на «мерс»-коробчонок, послушно ждавший на противоположной стороне улицы.

– О, очень оригинально, компактная модель для города, – похвалил дядя Рослислав Павлович. – Ну а это вот моя машина.

Недалеко от «мерса» Кати стоял роскошный «Бентли» серебристого цвета с тонированными стеклами.

Катя оглянулась на следователя Чалова.

– До свидания, коллега, – сказал он. – Удачи вам.

Когда во втором часу ночи Перчик – Наталья Литте открыла ключом дверь собственной квартиры, он уже ждал ее там. Сидел в комнате – в кресле в углу. Шторы плотно задернуты, верхний свет погашен, и только круглая напольная лампа...

Их тени на стене, на светлых обоях.

– Явился все-таки? Явился – не запылился.

– Где ты была? Чего так поздно? От тебя разит, как из бочки... Ты что, опять пьяная?

Перчик оперлась плечом о косяк, от нее пахло алкоголем, потому что в баре... и в том, другом баре... и в третьем, на бульварах, она... Она входила, плюхалась за столик, а иногда просто зависала надолго у стойки, потом ловила частника и ехала дальше. И лишь в последнем заведении бармен, заметив, что «девка уже совсем никакая», велел официанту вызвать ей такси «Ангел» – эта услуга предоставлялась клиентам после полуночи.

Он встал с кресла, приблизился, протянул к ней руки. Жест, знакомый с детства, он всегда так делал, когда его что-то тревожило или пугало. Искал у нее... нет, не защиты, она ведь была моложе его. Черт его знает, что он там искал, протягивая вот так к ней руки. Она оттолкнула их от себя.

– Пошел ты!

– Наташка, я сотни раз просил тебя не пить.

– А я... я сотни раз просила тебя... и мать просила тебя... А теперь вот не нужно, ничего не нужно стало. Раз – и все... все закончилось. Слышишь ты? – Перчик двинулась на него. – Ничего не нужно, ты понял? Мы опоздали!

Она яростно пнула напольную лампу-шар, но этого ей показалось мало. Кресло выросло на пути – она отпихнула его ногой, на низком журнальном столе со стеклянной крышкой в дорогих подсвечниках венецианского стекла – свечи (презент Валентина Гаврилова, как и многое в этой тесной однокомнатной квартирке), она схватила их и с размаху швырнула об стену.