Кирилл Казанцев - Судить буду сам

– Спасибо вам, тетя Поля, – признательно улыбнулась Людмила.

– И еще вот что, Люда… – Старуха постучала указательным пальцем по столу. – Что-то последние два дня мимо вашего дома забегал Леха Хомутов. Вроде к Синицыным за самогоном. А чего ему к ним сюда бегать, если в его околотке еще дешевше можно взять у Крысиных?

– Да, может, те ему в долг давать перестали? – Людмила неуверенно пожала плечами. – Он же у всего Наковальского в долгах, как в шелках.

– Узнавала я… – баба Поля многозначительно вскинула руку. – Анна Борисовна говорит, что те, наоборот, начали пыхтеть – ты чего это, мол, от нас к Синицыным переметнулся? А он, этот Хомутов, как мимо вас бежит, так сразу ход замедлит и все во двор заглядыват. Ой, Люда, неспроста это! Видно, наш участковый приспособил его, чтобы он за вами для него шпионил. Видно, Люда, на Федю открыли, прямо скажу тебе, облаву. Погубить его хотят!

– Что бы мы без вас делали? – Людмила растроганно вздохнула. – Ну, что ж, будем теперь остерегаться. Спасибо вам огромное!

– Да уж тут, Люд, что шибко благодарить-то? – поднимаясь из-за стола, покачала головой старуха. – Как в народе говорят? Хороший ближний сосед – лучше всякой дальней родни. Такого человека всегда и защищать, и оберегать надо. Вот, случись, помру, хоть уж знаю заранее, что если и свои никто не приедут, все равно, будет, кому глаза закрыть…

– Живите, тетя Поля! Дай вам бог здоровья! – Обняв соседку, Людмила проводила ее до калитки.

Когда из школы пришел Федор, она рассказала ему о подозрениях бабы Поли.

– Ну, я тогда еще подумал, что тот сыскарь просто так не отстанет, – задумчиво заметил Романцов, садясь обедать. – Парень-то он, по-моему, не сволочной. Но… Пока еще витает в облаках. Ладно, будем иметь в виду. А этого Хомута я замечал. Уже была мысль, что он тут неспроста шарится… С этим, Люся, и в самом деле, надо быть начеку…

– Федя… – став рядом с ним, сбивчиво заговорила жена. – А может, ну их к черту, этих, как их называют, мажоров? Ну с двоими счеты ты уже свел. Может, хватит? Я так за тебя боюсь… Эти уроды, если тебя вдруг поймает милиция, в живых же не оставят ни за что. Да и меня прикончат.

– Люсь, я решил во что бы то ни стало довести это дело до конца… – Не притрагиваясь к ложке, Федор сидел, глядя перед собой с выражением непреклонности на лице. – Ты думаешь, я от горя сбрендил и пытаюсь упиться чьей-то кровью? Нет… Это не месть, это – возмездие. И не столько этим поганым шакалятам, сколько тем, кто их вскормил, воспитал такими уродами. Ладно бы, пострадали только наша Вера и Витек… А сколько они до нас причинили людям горя? А после? Они играючи, сознательно убили малое дите, искалечили его мать, подавили людей в Липинце, сожгли в Хомяках два дома вместе с людьми – специально ездил туда и выяснял. Это их рук дело! И они за все это должны заплатить. Да, я знаю, что это – грех, и мне за это придется нести ответ. Но Георгий Победоносец дракона не увещевающим словом, а копьем поразил.

– Федь, неужели ты в Афгане не навоевался? Неужели ты не понимаешь, что злом зла не победить… – стиснув руки, тягостно вздохнула Людмила.

– Люся, Люся… – Романцов, усмехнувшись, с пониманием посмотрел в ее сторону. – «Не навоевался»… С избытком навоевался! Кинули нас туда, пацанов сопливых, кое-как обученных, в это пекло проклятое. Кто сомневался и колебался – сгорел сразу и без остатка. Такие погибали в первую очередь. Выжили только те, кто сначала стрелял, а потом разбирался – стоило или не стоило.

– Но вы же, вроде бы, там только грузы конвоировали? – с надеждой в голосе произнесла Людмила.

– Вообще-то я тебе уже рассказывал, что служил в батальонной разведке. Но ты совсем не знаешь, чем нам пришлось заниматься. А ведь мы там не семечки лузгали… Вот дает комбатя приказ: обеспечить прохождение колонны через ущелье. И мы пошли. Выходим на огневую точку духов; сидят они там – или молятся, или смеются чему-то… Обычные, живые люди, которые лично мне ничего плохого не сделали. А мы – нас трое – должны незаметно к ним подкрасться и ножами убить, чтобы никакого шума, никакой тревоги. За день, случалось, по три-четыре такие точки снимали. А если этого не сделаешь, погибнут наши пацаны, которые на нас надеются, которые, по сути, доверили нам свои жизни… Этих – до сих пор бывает жаль. А мажоров – нет. Это – нелюди, это мразь, которая должна получить свое.

– Федя, но это же была война!

– Какая война?! Вот Великая Отечественная – это была война. Мой дед, ему было тридцать, погиб в войне за свою землю. Батя в шестьдесят восьмом, мне тогда было три года, за свою землю воевал на Даманском. Правда, потом этот остров наши шишки, чтоб им пусто было, отдали китаезам. А вот в Афгане… Я до сих пор не пойму, за что положили там столько наших людей? За что мы положили столько афганцев? Но здесь дело совсем иное – я обязан остановить зло, перед которым струсил закон. Мужчина – это, прежде всего, воин. Жаль, что сейчас об этом слишком многие у нас забыли. А я от своего не отступлюсь.

…Встретившись с Вадимом в центре города – дома встречаться стало небезопасно, – они обговорили все детали предстоящей операции в Меднореченске. Федор уже передал Евгению свое изделие – духовую трубку с дротиками, правда, не отравленными, чтобы тот мог потренироваться. Вадим тем временем сумел разведать, что мажоры предпочитают посещать самый непристойный из ночных клубов Меднореченска – «Бес и ангел». Узнав о том, что этим вечером ожидается «грандиозное эротическое шоу», о чем вещала афиша в вестибюле клуба, Федор принял решение ехать туда именно этим вечером.

Он созвонился с Евгением и, избегая «прямого текста», намеками объяснил, куда и во сколько тот должен прибыть и какие меры конспирации предпринять. Романцов был уверен, что слежка установлена и за Сильченко.

Этим вечером Федор Романцов до самого темна плотничал в сарае, ремонт которого затеял парой дней ранее. Из сарая доносилось то тюканье топора, то визг пилы, то стук молотка. Притаившийся за столбом Хомутов наблюдал за двором Романцовых, сразу же отметил, что «семерка» Федора стоит на месте и тот явно ехать никуда не собирается. Когда время приблизилось к одиннадцати, на крыльце показалась Людмила, которая громко позвала:

– Федь! Идем домой! Хватит на сегодня!

Но тот ее словно и не слышал. Романцов продолжал без устали колотить молотком. Однако минут через десять шум работы в сарае замолк, во дворе погас свет, и на крыльцо поднялась чья-то крупная фигура, в брезентовой куртке и кепке, громко топая по крыльцу подошвами рабочих ботинок. Вскоре в плотно занавешенных окнах погас свет. Это означало, что хозяева легли спать. Минут через пятнадцать прибежавший участковый узнал, что Романцов дома и уже спит. Не удовольствовавшись этим, тот приказал Лехе продолжать наблюдать за домом Романцовых по меньшей мере часов до двух. После чего, позевывая, отправился на покой.