Павел Астахов - Квартира

— Кредит и дебет сходятся. Что им станется?! У нас другие проблемы. Подходят платежи сразу по трем крупным кредитам. Общий объем полтора миллиарда евро. А на текущих счетах только мои слезы и ваши амбициозные заявления.

Финансист был очень неэмоционален. Но даже в его сухой речи слышались напряжение и опасение. А бояться было чего. Кредиторы постепенно утомлялись безумными проектами Поклонского и с ужасом считали потраченные на развлечения типа «полет в стратосферу на солнцеплане» средства. Если бы не огромная кредиторская задолженность, им было бы абсолютно наплевать на его увлечения. Но бремя долгов серьезно припирало его бизнес и банки. Как метко выразился отец Тома Сойера знаменитый юморист Марк Твен, «банкир — это человек, который с удовольствием одолжит вам зонтик в солнечную погоду. Но тут же заберет его обратно, лишь только закрапает дождь». А в воздухе который месяц витало ощущение надвигающегося кризиса недвижимости.

Поклонский следил за его развитием крайне внимательно. Крупные ипотечные фонды за океаном уже рухнули, пока не задев русских девелоперов. Но плашки домино уже начали свой фатальный отсчет, и волна неизбежно приближалась к российской строительной индустрии. Основной задачей в этой ситуации было раздобыть денег на любых условиях для того, чтобы закончить то, что можно быстро завершить. Либо заморозить все то, что невозможно закончить в ближайшее время. Это и было целью для тех, кто собирался выжить. Но не для Поклонского.

Игорь, а ныне Гор Поклонский решил пойти ва-банк и раздуть кредитный пузырь еще больше. Как ни странно, это не только было возможно, но и обещало при условии грамотной работы с банками абсолютный успех. Поклонский закусил губу:

— А что им надо?

— Что? Ясное дело «что»! Денег им надо! И не мало! Стоят в очереди, ложками стучат. Ну, так что им сказать?

— Сказать? А давай-ка лучше предложим дать нам еще денег.

— Что-о-о? Вы серьезно? — Сарказм главного финансиста передавался даже по телефону. — Только тогда на роль вашего финансового консультанта пригласите министра Кудрина. А адвокатом возьмите себе генерального прокурора. Да… и еще: поменяйте ваш автобус на танк. И лучше из него не выходите.

— Ладно, не ссать! Мы и не из таких передряг вылезали. Вспомни, как из Питера слиняли. Они же нас реально съесть хотели. Расчленить, закатать в тушенку и сожрать. А мы им «Кремль, Москва, правительство, Нацпроекты, Госзаказы». Вспомни! Мы им в уши нассали, а они умылись. Да еще чуть не передрались, кто первый будет нам продолжать бабки инвестировать.

Финансист молчал. Все так и было.

— К нам кредиторы с ножом к горлу, — продолжил Поклонский, — а мы ножичек выкупим, а господам кредиторам предложим процент повыше, новые вложения и перспективы. Они все жадобы!

— А не поубивают к такой матери? — засомневался финансист.

— А что с мертвого девелопера взять-то? — рассмеялся Поклонский. — Нечего! Бумажки, чтоб вытереть сам знаешь что. Ха-ха-ха. Так что готовь обоснование на строительство в центре Москвы нашей башни «Император»!

Финансист глотнул. Идея этой башни была столь же дерзкой, сколь когда-то — знаменитые сталинские высотки, но куда «Императора» пристроить, так и не было решено, — в центре Москвы столь титаническое сооружение мешало бы всем.

— Хм. «Император», говорите. Что ж, я-то все подготовлю, но вот вопрос: кто вам позволит поставить это чудовище? Тут одного, говорят, закатали в бетон лишь за то, что он рядом с президентской дачей пикники устраивал с салютами. А вы решили построить домину выше Спасской башни и оттуда плевать вниз? Что-то меня гложут сомнения.

— Ну… — протянул Поклонский, — с таким настроением слона не продать. Ты лучше посмотри, что вокруг творится. Валя вон строит Шишкин дом в самом центре Питера и — ничего; такую кукурузину заложили, что из Москвы будет видно. Всех зеленых, красных и голубых заткнула. Общественники умылись, собственными плакатами подтерлись и засунули языки, сам знаешь куда. «Газпром» тоже никого не стесняется. Я уж про Михалыча и Лену с их «Сити» и не говорю. Пилят и пилят свой кусок. А я, что же, рыжий?

— Неудачное сравнение, Игорь! — отрезал финансист.

Волосы Поклонского действительно имели рыжеватый оттенок, особенно если смотреть на него после первых ярких солнечных дней, когда он покрывался сплошь веснушками, а копна непослушных волос отливала ржавым золотом.

— Ладно! Согласен. Тогда наоборот. Рыжих бабки любят. И бабы, — добавил Поклонский, чуть подумав. — Ты давай, с каждым по очереди, отдельно поработай. Запусти слух, мол, у Поклонского уже есть согласование. Фостер уже подписался спроектировать и авторский надзор вести. Страховщики ломятся в очереди. Скажи еще, что туда президент переедет. Только под о-о-очень большим секретом скажи. На ушко. Между строк. Ну?

Финансист, похоже, поддался его настроению.

— Ну, ты и мастер на выдумки, Игорь Михайлович! Не соскучишься с тобой. Хорошо. Сейчас же займусь идеологической диверсией. Будем разделять и властвовать. Пусть банкиришки потягаются, кто нам льготнее условия предложит. Все. Работаю.

— Ну, вот и славно. Ты обрабатывай ростовщиков, а я быстро подготовлю документацию. Будет, что показать. Ох, и поторгуемся мы за их счет. Ха-ха!

— Какую цену проекта ставить?

— М-м-м. А ставь-ка сразу два ярда. О как! Гулять так гулять!

— Ой ли? Не многовато, Игорь Михалыч?

— Так. Ты меня не лечи! И вот еще… Ты меня больше не зови Игорем. Я с сего дня Гор. Понял? И никаких вопросов мне не задавай.

— Ясно. Однако вопросик все же есть. Вы мне, Гор Михайлович, как прикажете указать в банковских документах ваше имя? Старое или новое? Боюсь, если новое, так банкиры не поймут. Ведь имена от хорошей жизни не меняют. Тем более когда на вас столько кредитов висит. Согласитесь?

Финансист умел залезть в печенку даже Поклонскому. За это, в принципе, тот его и ценил. Но сейчас не вытерпел.

— Вот ты ж, сучий потрох! Вечно испортишь настроение. Иди в жопу! Пиши, что хочешь и как хочешь. Только бабки достань!

Артем окинул взглядом прояснившего ситуацию паренька: низкорослый, коренастый и какой-то корявенький, словно кто-то его снизу подрезал на треть. Лохматый, в огромном пуховике на пару размеров больше и волочащихся по полу спущенных по моде джинсах. Двух верхних передних зубов нет. Улыбается, но глаза горят ненавистью. Руки в карманах под курткой.

— Волки позорные. Не реви, Зой! Пусть подавятся, падлы! Тьфу! — смачно сплюнул парень.

Приставы в унисон возмутились:

— А ну, придержи язык! Сейчас схлопочешь пятнадцать суток. Ишь, расплевался, обрубок! Быстро свалил отсюда, недоносок!

Девушка уже не вырывалась, и Павлов повернулся к приставам: