Эрик Эмблер - Грязная история

Он быстро распрощался с нами и вышел, крикнув парнишке, чтобы тот нашел ему такси.

Гутар закуривал сигарету, широко ухмыляясь.

– О чем идет речь? – спросил я.

– А ты не догадался? Мне показалось, что он дал понять совершенно ясно. Он набирает людей.

– Опытных и находчивых?

– Можно и так выразиться. – Он вновь задумался. – Мой приятель из комиссариата знает его. У них на майора Кинка изрядное досье. Ничего криминального, но любопытно.

– Майор Кинк?

– Здесь он не станет щеголять своим воинским званием. Но готов побиться об заклад, что где-то он им пользуется. Он прилетел вчера из Лами, что в Чаде. Это совсем не значит, что именно там он базируется, но может служить ориентиром, где находится нынешний район его операций. – Он выпустил дым изо рта и втянул его обратно ноздрями – еще одна из его неприятных привычек, – затем поглядел на меня со своей капканьей улыбочкой. – Если мы так и не отправимся в Мозамбик, – сказал он, – у меня есть искушение спросить, сколько он платит.

Капитан Ван Буннен жил не в гостинице, а в бунгало одного из портовых чиновников. Поскольку оно находилось в европейской части города, мы капитана не видели с того момента, как судно завели в ремонтный док и он передал Гутару деньги на оплату гостиницы за неделю. О ходе работ мы узнавали через молодого Бержье, третьего помощника, который обедал в том же ресторане, что и мы, когда не дежурил на судне.

«Волвертем» находился в доке пять дней, когда Бержье сообщил нам, что ему официально заявили о продлении пребывания судна в доке еще на пять дней. По его мнению, для ремонта понадобится еще не менее пятнадцати дней, да и то если повезет. Он сделал такой вывод из беседы со старшим механиком, который рассказал ему об объеме работ и недостатке квалифицированных ремонтников, способных ускорить починку. Он также слышал разговоры о том, что владельцы судна, раздосадованные задержкой, хотят перевалить груз на другое транзитное судно, а «Волвертем» отправить порожняком в Момбасу.

– Это серьезно? – спросил Гутар. Бержье пожал плечами.

– С нашим «Волвертемом» все может случиться. Мы загружались в Момбасе и раньше – кофе, чай, сизаль, химикаты. Не исключено, что так будет и теперь, если мы до нее дотянем.

– А куда отправляются эти грузы?

– В какой-нибудь европейский порт, естественно. Но пока все это слухи и сплетни, как вы понимаете. Наверняка я ничего не знаю.

Во всяком случае, он знал достаточно, чтобы отбить у меня аппетит.

Позже мы с Гутаром обсудили ситуацию.

Даже если сбросить со счетов слухи о Момбасе, перспектива была достаточно мрачной. Ведь мы питались на свои деньги, а они подходили к концу. Мне удалось поменять греческие драхмы, которые были у меня с собой, на ходящие в Джибути франки, чтобы сохранить доллары, но эти франки уже пролетели. Еще за десять дней пребывания на берегу пролетят и доллары, а ведь мы можем застрять и дольше. Значит, пришлось бы сидеть совсем без денег.

У Гутара дела были не намного лучше. Правда, как французский гражданин, оказавшийся в стесненных обстоятельствах на заморской французской территории, он мог бы попробовать добиться репатриации за правительственный счет, но подобная идея была ему явно не по вкусу. По тому, как он ее отверг, у меня сложилось впечатление, что возвращение во Францию было бы для него не более разумным, чем возвращение в Грецию, и грозило бы подобными же нежелательными последствиями.

Единственным выходом, по мнению Гутара, было пересмотреть условия нашего соглашения с капитаном Ван Бунненом. Гутар сказал, что нам нужно проявить твердость. Он применил выражение «благоразумно-угрожающее поведение». Именно так он и сказал.

На следующее утро мы отправились к обсаженному цветами бунгало, где жил капитан, и застали его в тот самый момент, когда он выходил, чтобы отправиться на судно. Конечно, он был после обычного перепоя и встреча с нами ему никак не улыбалась. Его ожидало такси. Если бы Гутар не преградил ему путь, твердо став перед дверью такси, капитан наверняка бы не остановился.

К несчастью, он все-таки остановился.

– Чего вам нужно? – спросил он с раздражением.

– Всего лишь поговорить, капитан. По делу. – Это, конечно, был Гутар. Он сразу взял команду на себя. Я всего лишь при том присутствовал. И я совершенно не виноват в том, что произошло.

– Придется подождать, – резко бросил Ван Буннен. – Я тороплюсь. Мне нужно на корабль.

Он снова протянул руку к дверце. Гутар дотянулся раньше.

– Хорошо, капитан, – сказал он. – Мы поедем с вами.

Ван Буннен колебался. Гутар держал дверцу распахнутой, но хотя он старался быть вежливым, выражение его лица было не из приятных. Ван Буннен взглянул на него и, не сказав ни слова, забрался в такси. Мы сели вслед за ним.

В маленьком «рено» мы сгрудились как сельди в банке. Жара и до этого начала выжимать из меня пот, а в машине он ручьями лил мне в глаза. На Гутара жара будто не действовала. Как только мы отъехали, он повернулся к капитану, пытавшемуся безуспешно напустить на себя безразличный вид.

– Ну, – сказал он коротко, – излагайте ваше дело.

– Деньги, – сказал Гутар. – Нам нужны еще деньги.

– Я оплатил вашу гостиницу за неделю. Так мы договорились.

– Но теперь нам придется проторчать здесь дольше, чем неделю.

– Это от меня не зависит.

– Несомненно. Но мы все же целиком от вас зависим. Вы несете ответственность. Все, чего мы просим, так это помнить об этом.

– Мы пришли к соглашению, которое вас устраивало. – Но ведь обстоятельства изменились. Значит, и соглашение должно измениться. Оно изменится, капитан.

– Это уж я решаю.

– Да. Настолько, насколько оно будет реалистичным. Затем Гутар стал излагать факты. Должен сказать, в этой части его упрекнуть не в чем. Он говорил спокойно и резонно. Он дал понять, что мы вовсе не собираемся подзаработать, а просто не хотим оказаться незаслуженной жертвой задержки. Он спросил, что произойдет, если он, гражданин Франции, будет вынужден обратиться к властям – он упомянул приятеля в комиссариате – и попросить о помощи, поскольку он остался без средств к существованию. Естественно, ему пришлось бы объяснить, почему он оказался в таком положении. Начнутся вопросы, потребуются разъяснения. Наконец он воззвал к доброму нраву капитана, напомнив ему о дружеских вечерах, проведенных вместе. Было видно, как капитан начинал смягчаться.

Тут мы въехали во двор дока, и вдруг начался бедлам. Взрыв вызвала реплика Ван Буннена. Сама по себе она была довольно невинной. Однако капитан не учел, что терпение Гутара, решившего действовать уговорами, в один момент может лопнуть.

Когда такси остановилось рядом с бортом судна, Ван Буннен сказал: «Хорошо, я подумаю». Затем он открыл дверцу и начал выбираться.