Вячеслав Денисов - Месть по закону

Николай Сергеевич и ранее не отличался отсталостью ума. Должность судьи, а впоследствии председателя дала ему возможности неограниченные. Простой российский народ, к которому относятся не только труженики полей, но и чиновники с завидными должностями, мало чем отличается от любых других народов. В области закона он обладает знаниями, уровень которых трудно оценить. Можно ли назвать образованным юридически человека, который никогда не преступал закон и переходит улицу только на зеленый свет светофора? Наверное, можно. Но только тогда, когда его не коснется неприятность. Попадая в зал суда, он сразу становится глуп и беспомощен, как ребенок. Он не в состоянии понять изощренности ума судьи. Судья может приговорить его обидчика к двум годам лишения свободы вместо очевидных двух лет условного осуждения. И гражданин свято будет верить в строгость и принципиальность судьи. Какой «купленный» судья даст «зону», если закон позволяет ему наказать условно? И ему в голову не придет та мысль, что за этот приговор судья получил от родственников подсудимого внушительную сумму денег. Просто не придет! Не отягощенный знанием права, потерпевший не будет знать, что через месяц «отсидки» его обидчика освободят по предстоящей амнистии. И он с улыбкой на лице минует тюремные ворота с транспарантом «НА СВОБОДУ – С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ!» Именно – с чистой, так как в этом случае он считается НЕСУДИМЫМ. Так трактует ситуацию ныне действующее законодательство. А получив свои условные «два на три», он три года будет ходить и чесать затылок, над которым завис дамоклов меч. Потому как если в течение трех лет в его кармане случайно найдут патрон или папиросу с анашой, следующий судья, пользуясь тем же законодательством, влепит ему два года плюс два предыдущие! Элементарные правила арифметики позволяют сделать вывод: два плюс два – четыре. Вот их-то и придется сидеть. Боже, благослови разум судей...

Облачившись в мантию, человек начинает видеть мир иным. Его будет преследовать болезнь, именуемая синдромом ответственности. Она, как и шизофрения, неизлечима. Болезнь может прогрессировать, а может отступать. Но она обязательно проявится. Профессиональные болезни не вылечиваются до конца жизни. Разница лишь в отношении к ним. Человек, проживающий в больной стране с несовершенными правилами общежития, не может быть здоров. Особенно – судья. И эта МАНТИЯ ПРЕСЛЕДОВАНИЯ будет давить его всю жизнь. Потому что она неизлечима, как неизлечима сама страна.

И нет ничего страшнее, чем судья без симтомов этой болезни...

Николай Сергеевич Заруцкий был совершенно здоров.

За полчаса до описанных событий, когда Пастор только заруливал на стоянку, чтобы предаться размышлениям, Антон входил в знакомые ворота транспортной прокуратуры. Предъявленное удостоверение федерального судьи сначала долго изучал милиционер у входа на этаж, потом секретарь Вадима. Секретари – очень интересный народ. Даже когда их шеф сидит в кабинете и решает, повеситься от тоски или нет, они все равно будут убеждать посетителей, что тот занят. Им безразлично, по какому вопросу кто-то прибыл к их боссу. И ведут себя они нагло именно потому, что знают – за это начальник их не только не лишит места, а, напротив, поощрит. Вот и борзеет молодое женское поколение, просиживая юбки не за партами институтов, а в мягких офисных креслах прокуратур и милиций. Любая из них, конечно, тут же может вскипеть, как бутылка шампанского, открытая после хорошей встряски: как это – просиживают?! А бумаги?! А ответы на звонки?! А чай для начальника?!

Милая, давай не будем о загруженности...

Струге так и сказал этому юному созданию, когда секретарша Пащенко – двадцатилетняя, безразличная к судейским проблемам девушка – величаво выдавила:

– У нас здесь не дом свиданий, а прокуратура. Я загружена работой, поэтому... Вот тогда Антон и предложил не упоминать о загруженности. Давя в себе злость от того, что из-за хамства какой-то малолетки в кабинет к прокурору не может попасть не только он со своими делами, а любой гражданин, которого коснулась беда, он сунул девице под нос удостоверение и сказал, что если та через секунду не представит его прокурору, то он очень быстро решит вопрос о ее разгрузке. Он так и сказал:

– Бегом, милая, пока я сам прокурору о себе не напомнил...

Через секунду он на самом деле был в кабинете Пащенко. И первое, что он увидел, была наполовину выпитая кружка чая на столе и раздираемый зевотой рот прокурора.

– Вадим, – сделал озабоченное лицо Струге, – мне кажется, у тебя язва желудка...

Поняв, что при этом Антон смотрит ему куда-то в рот, прокурор рассмеялся, не дозевав до конца.

– Проходи, Антон, садись! – Хозяин нажал на кнопку телефона. – Мила, чай и печенье!

– «Милая Мила...» – пробормотал гость напев русской народной рекламы.

– Ты о чем?

– О своем. – Струге достал сигареты и зажигалку. – Вадим, кажется, впервые в жизни я не знаю, что делать. А если точнее... Я отлично знаю, что нужно делать, но не могу преступить черту между этим пониманием и возможностью действовать.

– Ты просто не знаешь, как преступить черту, а не то, что делать. – Прокурор, как оказалось, и спал сегодня лучше, и ел с большим аппетитом, поэтому голова у него была светлее и мысли носили направленный характер. Он прекрасно понимал, о чем ведет речь Струге, и, зная его характер и принципы, понимал, что сейчас творится в его душе. – Антон, если хочешь, я прямо сейчас переоденусь и пойду с тобой. – Глядя в удивленное лицо судьи, он продолжил: – Захватим Сашку Пермякова, еще пару ребят в погонах, которых именуем друзьями, и отправимся на войну. Хочешь? Только стоит ли это того? Или, может, заявление в милицию напишем? Я, кстати, понял, почему ты был прав тогда. Понял, почему и это бесполезно. Только кому будет нужна эта война и твое заявление? Кому? Через пару дней и тебе, и нам насверлят в головах дыры и на этом все закончится!

– Вот поэтому я и пришел к тебе! – рявкнул Антон. – Именно поэтому! Но мне не нужна помощь ни твоя, ни Пермякова, в том смысле, в котором ты эту помощь предлагаешь. Вадим, я очень хорошо знаю, что нужно делать , но мне трудно сделать шаг...

Струге вздохнул, и этот вздох заставил Пащенко рассвирепеть.

– Знаешь, что делать? Очень хорошо... – Вынув из своей пачки сигарету, он прикурил. Его руки едва заметно дрожали. – Знаешь... Тогда что ты мнешься?! Честь свою боишься замарать?! А помереть средь бела дня не боишься?! Тебя закон много раз защищал, а, судья?! Ты, человек, который трясется над каждым решением, стремясь правильно озвучить букву закона, чем защищен от подонков, которые напрямую тебе заявляют, что ты станешь трупом?! Законом?! Антон, в Штатах у каждого судьи свой кабинет для отдыха, для работы, спальная и даже бассейн! И это – на рабочем месте! И попробуй там испугать судью! ФБР яйца вырвет любому страшилке! С корнем!!! Там судью если и убивают, то только по великой нужде, когда речь идет о каком-нибудь сенаторе или обо всей преступности в США в целом. Как ты представляешь себе картину – в штате Луизиана судье звонит какой-нибудь отморозок по имени Джонни и открыто заявляет: «Отдай общак, а не то убьем»? Через две минуты Джонни будет бегать по городу в поисках самого высокого небоскреба, чтобы спрыгнуть! Он-то знает, что это будет самая легкая смерть после такого глупого звонка! Ну ладно, в США мы не живем, но мы живем в России. А в России жить хочется так же, как и в Америке! То есть просто – жить! Если уж мы родились в этом говне и это говно приняли, то тогда, дорогой Антон, нужно выживать. Потому что здесь мы при любом раскладе не «живем», а «выживаем». И поверь, для этого мы в большинстве случаев не пользуемся законом. Потому что закон в нашей стране носит карательный характер для граждан! Это мы придумали девиз о том, что уровень преступности в стране определяется не количеством преступлений, а умением властей их раскрывать! Мы, чтобы оправдать свою беспомощность перед своим же законом! Кто тебя защитит от Пастора? Закон? Я посмотрю... Ты имеешь бассейн? А на курорте когда отдыхал? А машина какой марки у тебя стоит в гараже? Фигню говорю, потому что у тебя и гаража-то нет! На кой он тебе сдался, если у тебя нет машины? А скажи мне честно, судья, сколько у тебя денег осталось до зарплаты? А вот просто жить, наверное, хочется? Даже без гаража и Крыма, да? Что, разговор не нравится?!