Вячеслав Денисов - Месть по закону

« Саша, жди.. Процесс скоро закончится...»

И она ждет. Ведь – «нет» не значит – «умер».

За неделю до трагических событий, всколыхнувших город, судья Центрального районного суда Поборников был назначен на должность судьи в Терновский областной суд. Тот самый судья, в кабинет к которому однажды вечером зашел Струге и шепнул на ухо:

– Что же ты, сука, делаешь?..

Тот самый судья, отпустивший на волю наркодельца Артемова. Тот самый, что оценил жизнь офицера милиции Волчкова в десять тысяч долларов.

Эпизод с Волчковым никак не отразился на карьере подающего надежды Поборникова. Существуют сформировавшиеся устои, которые подобные моменты пошатнуть не в силах. Поборников был женат на дочери начальника Жилищного комитета мэрии Тернова, а в связи с этим вряд ли кто мог усмотреть в его действиях не только состав преступления, но и даже преступную халатность. Судья независим в своих решениях. Судья всегда прав. А если он не прав, то областной суд всегда решит, насколько верно это изречение. Жилищная проблема – самая острая. Даже для судей. Некоторые из них за свою стремительную карьеру стремятся обеспечить жилплощадью не только себя и свою семью, но и семьи своих детей. А по возможности – и детей своих детей. Без Жилищного комитета здесь не обойтись. Квалификационная коллегия судей признала действия Поборникова по факту изменения меры пресечения Артемову законной. На этом и порешили. Вот только у Струге с тех пор почему-то испортились отношения с Заруцким. Может быть, потому, что последний также входит в состав той самой коллегии? Однако по всему чувствовалось, что своим вопросом Антон Павлович очень уж обидел судью Поборникова. Незаслуженно. Между тем отношения Поборникова с самим Заруцким были очень теплыми и доброжелательными. Доказательством тому служил тот факт, что вскоре после назначения Поборникова в областной суд Заруцкий переехал с женой в четырехкомнатную квартиру, напротив оперного театра. Это – центр города, кто не знает. Самый центр.

Поборников был определен не в кассационную инстанцию, рассматривающую приговоры районных судов, а в уголовную коллегию. Самый ответственный пост. Как и положено. Первое, что он сделал, это влепил одному бедолаге двадцать лет за убийство. Драка на улице, слово за слово, ссора, удар по голове, смерть... Конечно, убийца не должен вызывать ни любви, ни уважения. Но – двадцать лет... С подражанием покойному Струге, которого Поборников в душе боязливо боготворил, он переборщил. В тот же день адвокат убийцы отправил депешу в Верховный суд. А Поборникову председатель суда мягко подсказал:

– Все правильно, Петр Савельевич, все правильно... Но иногда все-таки изучайте дело до конца. И это... У меня в кабинете Уголовный кодекс есть. С комментариями. Не хотите почитать?..

Подсказать-то подсказал, но отписывать для рассмотрения Поборникову сложные дела почему-то не перестал. Ничего, ошибки есть у всех. Молодому судье нужно «обтереться», пообвыкнуться на новом посту.

И Поборников старался. Вскоре он понял, что всепрощение – его удел. То есть когда не он прощает, а когда – его. Это совсем неплохо, если учесть тот факт, что тесть иногда обращался с просьбами. И не только тесть. У судьи большой величины друзья подобной же величины образуются очень быстро. И дело пошло. В отличие от остальных судей мантию Поборников не снимал даже во время обеденного перерыва. И старался почаще бывать в коридорах суда. Чтобы запоминали в лицо все граждане, по той или иной причине прибывавшие в областной суд. И не путали с кем-то еще. Он – судья областного суда ПОБОРНИКОВ.

А между его кабинетом и кабинетом Заруцкого можно было смело ставить прямой телефон. Первый хорошо помнил, чьей поддержкой пользовался в момент назначения, а второй не забывал, чьей поддержкой можно будет воспользоваться в дальнейшем.

Там, где заканчивается закон, наступает хаос. И, когда правосудие подменяется понятиями, приходит горе...

Земцов едва не ошалел, когда услышал новость о том, что судья Струге скончался где-то на периферии от сердечного приступа. Он искал его две недели по всему городу. А нашел лишь тогда, когда стало очевидно поздно. Надежда разыскать утерянный общак рухнула, как карточный домик. Первое время он не понимал, что нужно делать. «Раскрутка» Тимура и его вандалов в СИЗО была настолько же призрачной, как и воскрешение судьи в отставке Струге. Все, чего смог добиться оперативник, это доказать причастность Тимура & Ко к убийству Салеха и Горца. На этом фронте «раскол» был полный. Вор, очевидно, не успел как следует проинструктировать своих людей, и они рассказывали Земцову все, что нужно и не нужно. Да, Тимур оплошал. Времени не было на толковый инструктаж. Оно все уходило на поиск все того же Струге. И вот теперь Тимур и еще восемь его отморозков ожидали в СИЗО очередного вывода для допроса или следственного эксперимента. Однако большего, чем признания в «мокрухе», добиться от них не удалось. В другой ситуации такая фраза звучала бы по меньшей мере странно. Но сейчас, когда так и не обнаружен общак, ситуация выглядела как наполовину наполненный стакан. Но это для следственных органов он был наполнен наполовину. Для Земцова же он был наполовину пуст. Что оружие, изъятое на даче Сома? Хорошо, конечно... Сколько жизней спасено! Но – общак... Раскрытие одного преступления породило другой «темняк». Причем на этот раз – по вине самих сотрудников милиции. И от закрадывающегося подозрения, что как раз этот «темняк» так и останется темным, Земцову было не по себе. Он не был человеком половинчатых мер. Смерть Струге вышибла из-под его ног почву. Он почувствовал, что находится в невесомости. Зайдя в кабинет, он вынул из сейфа оперативное дело под условным наименованием «Рефери» и вынес постановление о его прекращении. Судья неприкосновенен. И нельзя в отношении него проводить оперативно-розыскные мероприятия без соответствующей санкции. Но закон – что дышло. Исполняя его, что-нибудь да нарушишь. Впрочем, судья Струге в этом деле фигурировал совсем под другой фамилией. Но и само дело прекращено, и с надеждой разыскать Струге можно попрощаться.

А теперь – Пастор. Первым по времени, но вторым по значимости ударом, после убийства судьи, это был самый страшный удар. Ни вора, ни его прихлебателя Соху, как ни старались опера, завязать в узел не удалось. Точка. Эти двое напоминали двух баранов, которые, обратившись в человеческий облик, твердили одно и то же. «Я вор...» «Я вор...» «Но делов за мной сейчас нет...» «Неповинного мучаете...»

Самым страшным было то, что доказать их причастность к гибели милиционера, напарника Макса, было невозможно. Ну, и что с того, что их видели на месте их гибели? Ну, и что с того, что за ними гнались? В чем вина-то? Давайте теперь повесим на Пастора гибель всех ментов города. Он часто проезжает там, где иногда гибнут милиционеры. Умысел есть? Состав преступления есть? Ну, и пошли все на...