Вячеслав Денисов - Три доллара и шесть нулей

– Вы еще скажите, что она смертный грех, – добавил Антон. – И я назову вам место, где остальные шесть совершаются так активно, что моя гордыня отдыхает и без вашего совета.

Не желая становиться участником разговора, при котором будут упомянуты неприкосновенные судейского мира, Николаев быстро попрощался и повесил трубку.

Положил трубку и Антон. В том, что классный чин ему присвоят, он не сомневался: чтобы его не присвоить, нужны веские основания. А вот задержать представление – можно. Что сейчас и произойдет. Николаев подготовит документы и отправит, а они будут пылиться в шкафу квалификационной коллегии до декабря. Впрочем, Струге от этого ничуть не переживал, потому что знал – его дурное расположение духа будет бальзамом для тех, кто все десять последних лет его службы пытается вспороть ему судейское брюхо. В коллективе сильных мира сего, к коим относятся и судьи, не бывает прощения ошибок и времени, предоставленного для исправления ситуации. Один неверный шаг – и тебя засосет в трясину. При этом вокруг будут стоять многие из тех, кто носит мантию, и помогать уйти тебе на дно.

В половине пятого вечера в кабинет вошел тот, чьего появления Струге никак не ожидал.

– Посоветоваться хотел. – Уложив папку на стол, Пащенко стал ковыряться в сигаретной пачке. – Интересные подробности всплывают, Антон Павлович...

– Ты об убийстве бизнесмена из Германии? Как его? Франк...

– Бауэр, – подсказал Пащенко. – Франк Бауэр. Чуть-чуть не дотянул до Беккенбауэра... Алиса, у вас спички есть в кабинете?

Струге усмехнулся и бросил на стол зажигалку.

– Представляю, как весело живется твоему секретарю! Так что за подробности?

– Тут вот какая штука выходит. Этот Бауэр держит в Потсдаме пяток гаштетов, и, как я понял из рассказов его коллег и вдовы, прибывшей за телом, его бизнес особо не процветает. Сорок процентов дохода, что он получает при ведении своих дел в Германии, съедают налоги. При таком положении вещей пытаться создавать в такой стране, как Россия, тем более в таком ее городе, как Тернов, сеть ресторанов по меньшей мере бесперспективно. Для иностранных инвесторов смиряться с бесследным исчезновением половины вложенного капитала непросто. Герр Бауэр имел некоторые сбережения, однако их не хватит не то что на сеть, а на два ресторана быстрого питания. Мариноха же, его так и не состоявшийся компаньон, уверяет следствие в том, что немец хотел оцепить забегаловками весь Тернов. Конечно, требуемый уровень капиталовложений в Тернове гораздо ниже, чем, скажем, в той же Москве, однако остается непонятным, на что рассчитывал Бауэр, приезжая к нам с пустым карманом.

– Может быть, ни жена, ни его приехавшие знакомые не знали об истинных масштабах капитала господина Бауэра? – спросил Антон, сортируя на столе бумаги. – Моя жена, к примеру сказать, понятия не имеет, сколько денег у меня лежит во втором томе «Консуэло» на второй полке шкафа.

– Не путай себя с пунктуальным немцем, который знает, что деньги выгоднее держать в Потсдамском банке, а не в произведениях бабы с мужским именем Жорж.

– Потому-то я еще и жив, что больше доверяю сомнительным бабам, нежели Сбербанку, – отрезал Струге.

– Чтобы вывезти тело Бауэра, его супруга обратилась за помощью к социальным службам Потсдама. – Пащенко пустил в потолок последнюю струю табачного дыма и смял в пепельнице сигарету. Реплику Струге он пропустил мимо ушей. – Бизнесмен привез с собой вещей на месяц проживания, а Мариноха утверждает, что всех дел у Бауэра было – это осмотреть места возможного расположения кафе, которые тот ему приготовил, подписать необходимые бумаги и вернуться в Германию. То есть дел на два дня максимум. Зачем немец вез в Тернов чемодан, набитый вещами, словно его, непутевого, выгнала из дома жена? Вот это все, вместе взятое и перемешанное, и вызывает у меня подозрение.

Струге оттолкнул от себя папку и посмотрел на Алису, которая, впервые оказавшись в водовороте рассуждений одного действующего и одного бывшего сыщика, слушала беседу затаив дыхание.

– А ты что скажешь, Алиса? – Антон улыбнулся. – Что ты можешь сказать как женщина?

– Я не знаю, что там произошло в той гостинице, только мои родители вот уже четыре года живут в Дюссельдорфе, и каждый из них знает счета другого, как расположение родинок на своем теле. Ваш немец или мошенник, или у него во внутреннем дворике дома закопана большая сумма наличных, которые он украл из банка... Кстати, а кто его убил?

Засмеяться Струге уже не смог – этот последний день на работе высосал из него все силы, а Пащенко был не из тех, кто веселится над девичьим наивом.

– Да черт его знает, – бросил он, скользнув лукавым взглядом по мантии судьи. Струге снимал ее с плеч, и казалось, что в кабинете орудует фокусник. – Козел какой-то.

Антон не выдержал и глухо расхохотался.

– Нечего тогда мнение спрашивать! – обиделась Алиса. – Но, рассматривая этот детектив глазами женщины, могу сказать, что ни одна жена не упустит возможности поучаствовать в укладывании вещей мужа в чемодан для дальней дороги. Если это так, то именно фрау Бауэр знает, чем так долго собирался заниматься ее муж в такой дыре, как Тернов. Не думаю, что, сворачивая свитера, упаковки маек и носков в чемодан, ее муж мог попрощаться с ней одной фразой: «Через три дня вернусь, дорогая!»

Струге закончил вешать мантию в шкаф и обернулся. На него смотрели удивленные глаза Пащенко. Смотрели и спрашивали: «Не хочешь поменяться секретаршами?»

– А еще что ты можешь сказать?.. – Антон уважительно прищурился и потянулся к пачке прокурора.

– Накурили... Опять мне Николаев выговаривать будет! Антон Павлович, вы часто в наши пиццерии и «Аллегро-фуды» заходите?

– Что-то не припоминаю, когда был в последний раз.

– Около нас есть такая пиццерия, и я частенько там обедаю. И могу сказать вам, что в обеденный перерыв, то есть в тот момент, когда должен быть час пик, из десяти расположенных там столиков занято максимум три. И это в центре города, то есть там, где пиццерии и подобные забегаловки традиционно пользуются спросом среди преуспевающих клерков, риэлторов и менеджеров. А на окраинах директора держат эти заведения только для того, чтобы платить налоги, выплачивать деньги персоналу и на вопрос «Ты чем живешь?» отвечать: «У меня несколько пиццерий!» За четыре года жизни в Германии даже мой отец, который мог запросто снять с себя рубашку и отдать первому встречному, стал прижимист и научился считать каждый пфенниг. И не уверяйте меня, я вас умоляю, что ваш Франк Бауэр, не продумав каждого своего шага, рванул в Тернов делать бизнес. Немец может не знать российских традиций, но конъюнктуру российского рынка он знает лучше, чем любой терновский барыга!