Вячеслав Денисов - Три доллара и шесть нулей

Пользуясь секундным замешательством любителя подсматривать в замочную скважину, Антон быстро осмотрел интерьер.

Топчан со смятым цветастым покрывалом и подушкой, на которой была вмятина, соответствующая размеру головы сыщика. Два кресла с небрежно собранными накидками, письменный стол, заваленный газетами, журнальными вырезками и книгами по юриспруденции. Посреди стола возвышался компьютер со светящимся экраном, в котором застряла таблица отправления электронной почты. Типичное жилище частного сыщика, занимающегося скабрезными делами во вред своему здоровью. Струге подумал о том, что, оттяни он на себя ящик стола, его взору предстанет «кольт» тридцать восьмого калибра и полупустая, дежурная бутылка виски. Детективы, они детективы, что в России, что за океаном. В углу комнаты на деревянной тумбе возвышался телевизор «SONY» с диагональю в двадцать один дюйм, и по площади всех этих дюймов прыгала и падала в руки балерона балерина. Прыгала и снова падала, стараясь оказываться в объятиях партнера в согласии с ритмом Чайковского. По первому каналу давали балет «Щелкунчик». Справедливо рассудив, что ни один нормальный человек, тем более частный детектив, не станет лежать на тахте и, сохраняя спокойствие, смотреть на это, Струге предположил, что телевизор был включен давно, а Гургулидзе был занят другим, не связанным с просмотром балета делом. Причем занят так сильно, что просто не замечал, что происходит вокруг него. Даже Рольф Антона Павловича, когда случайно становился свидетелем демонстрации по телевизору балета или оперы, садился посреди комнаты и начинал утробно выть на окно.

– Документы покажите, – не то угрожая, не то цепляясь за последнюю надежду, промямлил Гургулидзе.

Прокурор вынул свои грозные корочки и раскрыл их перед носом сыщика так, словно это была музыкальная открытка. Поняв, что все пропечатанное въелось в память Сергея Александровича, попросил сделать ему аналогичное одолжение.

– Смотри, Антон Павлович! – показал он судье синюю книжицу. – «Владелец данного удостоверения имеет право на ношение служебного огнестрельного оружия и специальных средств самообороны». Где «пушка», Гургулидзе?!

– Нет у меня никакого оружия! – возмутился тот. – По какому праву произвол?

– На произвол прав не нужно. – Струге все-таки выдвинул ящик стола. Вместо «кольта» и бутылки под его рукой оказалось около сотни цветных фотографий и несколько видео– и аудиокассет. По тому, что ни один из изображенных на фото не смотрел на экран, и при этом некоторые из объектов фотолюбителя Гургулидзе находились в нагом виде, причем чаще всего – попарно, Антон Павлович догадался, что о присутствии рядом с собой фотообъектива они в тот момент вряд ли догадывались. – Пащенко, здесь материала на пятьдесят три бригады шантажистов. Наш Гургулидзе – кровожадный вымогатель Мориарти из рассказов о Шерлоке Холмсе. Тебе не стыдно, Сергей Александрович? Носишь грузинскую фамилию и при этом такими делами занимаешься! Какого грузина ни спроси, он обязательно из князей и непременно из потомков Тамары.

– Я не грузин.

– Странно. Глаза голубые, волосы рыжие. Портрет истого грузина. Да и фамилия. Что вы голову морочите, генацвале?

– Мама второй раз замуж вышла, за грузина. Так что моя фамилия не имеет к моим корням никакого отношения.

– Итак, господин Гургулидзе, – перебил его Пащенко. Он закурил, придвинул к тахте, на которой сидел сыщик, стул и сел. – Сергей Александрович. Бывший оперуполномоченный уголовного розыска, проработал в органах шесть лет, после чего был уволен по статье «пятьдесят восемь», пункт «К». Сиречь – «грубое или неоднократное нарушение дисциплины». Это на бумаге, в туфтовых материалах служебной проверки, гниющих среди прочих писулек в архиве ГУВД, в личном деле офицера милиции.

– За отсутствием стоящих дел вы решили поворошить мое прошлое?

– Будет! – махнул рукой Вадим. – Если бы я хотел вас в следственный изолятор определить, я бы давно уже это сделал. Разыскал бы тех двоих молодых людей, одному из которых вы, избивая в своем кабинете автомобильной покрышкой, сломали три ребра, а второму, привязав его к стулу, пилили напильником зубы. Потом, кстати, четыре из них выбили. Между прочим, в объяснениях вы ссылались на свою горячую кавказскую кровь. А тут мы слышим новость, которая разъясняет кое-какие мелочи. Оказывается, вы не пылкий горец, пытавший подозреваемых в состоянии аффекта, а просто банальный садист!

Гургулидзе закурил тоже, и сейчас они с Пащенко стали похожи на двоих корешей, решивших перекурить перед тем, как идти на кухню допивать остатки водки.

– Потом оказалось, что подозреваемые не подозреваемые, а свидетели, а после стало известно, что они и свидетелями быть не могут, ибо в тот вечер, когда на Брянской случилось убийство, один из них был на соревнованиях в Будапеште, а второй – в Египте. В шоп – блин – туре. А били вы их, Гургулидзе, потому что обидно вам было за свою участь. Один из ваших пленников – способный парнишка, боксер, который через месяц должен был лететь на чемпионат Европы, второй – преуспевающий бизнесмен. А вы кто? Жалкий оперишка, курящий «Бонд» и живущий от зарплаты до зарплаты. И не вынесли вы обиды, Гургулидзе...

Дотянувшись до чашки, в которой засох пакетик «Липтона», Пащенко бросил туда дымящийся окурок.

– Пожалели вас тогда начальники. А знаете, почему пожалели? Потому что многие из них такую же обиду испытывали за свою неудавшуюся жизнь. И вместо того, чтобы за самоуправство и нанесение побоев, а также за причинение умышленного вреда здоровью вам срок размотать, вам скропали вонючую проверочку, где указывалось на то, что употребляете в рабочее время алкоголь и имеете свойство совершать прогулы. И выгнали за недисциплинированность. Прокатило. А потерпевшим сообщили, что меры приняты. Вот так вы и оказались в частном детективном предприятии. И сейчас с успехом используете навыки, приобретенные в милиции, на практике. Снимаете под заказ людей, стараясь при этом заставать их в самых пикантных ситуациях, провоцируете на совершение противоправных поступков... Грязь, одним словом, месите...

Пащенко пнул ногой стоящий перед ним табурет, и он взлетел в воздух, разметав стоявшие на нем пепельницу, чашку и телевизионный пульт.

– Я уверен в том, Гургулидзе, что официальная часть работы занимает в вашей частной детективной деятельности всего несколько процентов. А остальное...

Вадим принял из рук Струге фотографии и одну за другой стал бросать их на пол, к осколкам чашки.

– Ну вот... Жена Сафьянова в коитусе с каким-то мачо... Серж, муж Татьяны Викторовны, за этот «мэйк ап» сначала тебе попу до ушей порвет, а потом ей. А мне потом ваши швы считай в анатомке... Отступные уже получил или нет еще? Наверное, получил, потому что Татьяна Викторовна не допустит, чтобы ее мужу, вору в законе, прислали такие снимки... А это что? Ты сдурел, что ли?! А зачем ты снял Альберта Моисеевича Хорина?! Струге, смотри, Алик в сортире мочится... Я что-то не понял, Гургулидзе, ты собирался снять с Хорина денег за разглашение факта того, что он отправляет в туалете естественные надобности?!