Вячеслав Денисов - Три доллара и шесть нулей

– Они тебе уже звонили?

– Еще нет. Но обязательно позвонят. Негласная сделка состоялась, и не выжать из нее максимума они не имеют права.

Пащенко покосился на кассету в руках Антона.

– Давай я сейчас сверну куда-нибудь, а ты размотай этот клип и сожги.

Антон задумчиво постучал черным корпусом по ладони.

– Ты меня своим поступком на одну мысль натолкнул... – Решительно вздохнув, он спрятал кассету в карман. – Ладно, Вадим, давай подумаем, как выйти на Вальку. Добродушный парень конца семидесятых превратился в матерого лиса. Рябой просит подвести Хорошева к ним без подозрений. А как это сделать? Если бы Хорошев приглашал нас не по причине выяснения обстоятельств убийства Бауэра, а от чистого сердца, тогда можно было продолжить общение где-нибудь в лесу, за шашлыками. Но «фээсбэшнику» не нужно тело Седого, ему нужна душа Хорошева. Его признания, информация о деятельности, о местонахождении картины, о подробностях смерти их Маркина. Валя мгновенно почует опасность, если слукавить даже в малом. А я, честно говоря, уже порядком подзабыл все эти хлопотные нюансы... Нюансы общения с отпетыми товарищами.

Остановив машину в самом начале загородной полосы, они вышли и уселись под деревом. Подошел момент, когда любой, мало-мальски понимающий толк в сыске человек спросит себя: «Что я имею?»

Была картина Гойи, попавшая в Тернов непостижимым образом. За картиной охотится Седой, и есть основания полагать, что она, картина, в данный момент находится в руках человека по фамилии Полетаев. Был убитый Маркин и его стукач Буза. Еще была пленка, могущая поставить крест на будущем судьи Струге, и Лукин, желающий последнего даже больше, чем наступления собственной второй молодости.

– Ты обещал рябому установить Полетаева, – напомнил Струге.

– Я и установил. Точнее, не я, а Пермяков. Полетаев проживает за городом в собственном особнячке и является одним из самых крупных аферистов за всю историю Тернова. Столько квартир, которые он продал доверчивым терновцам, не продавал ни один плут. Там схема сложная, да и не нужно тебе это рассказывать...

– Этого Полетаева зовут, часом, не Николаем Ивановичем?

– Точно, – усмехнулся Пащенко и сунул в рот травинку. Его лукавый взгляд словно подтверждал теорию о том, что мир тесен. – Ты его знаешь?

– Лет семь назад отправлял его на пять годов за мошенничество. Видать, вышел... – Антон задумчиво размял сигарету между пальцев. – Видишь, как случается? Санкции позволяли приговорить его и к шести, и к семи... Закон требовал пять. А дай я ему на год больше... И не сидели бы мы здесь и не жевали траву. Не успел, мерзавец, откинуться, тут же притянул к себе все исподнее городского криминала. Тут тебе и Седой, и пальба, и картина Гойи!

– Пермяков интересную вещь обнаружил в биографии немца, – отвлекая Антона от неприятных мыслей, проронил прокурор. – Оказывается, герр Бауэр состоял в экспедиционном корпусе сил НАТО с девяносто пятого по девяносто восьмой год. Его часть дислоцировалась... Где ты думаешь?

Струге пожал плечами.

– Официально и не узнаешь. Покрыто завесой тайны, как и положено. Но мне становится понятным, почему Бауэр, впервые оказавшись в Тернове, первое, на что обратил внимание, это на сербский флаг.

– И что? – Струге пытался понять ход мыслей Пащенко.

– То, что он сразу определил принадлежность символа. А почему? Да потому что когда у тебя перед глазами много месяцев подряд мелькают то сербские стяги, то македонские, то боснийские, волей-неволей приходится их различать, чтобы не ударить по своим. Теперь понятно? Бауэр был там же, где был Хорошев! На Балканах! А единственное, зачем Валя приглашал нас в кабак, была цель выяснить, как идет ход расследования убийства Бауэра! Ведь больше никаких тем от нас не исходило, верно? Хорошева интересовал именно случай в гостинице, о котором мы не поведали «федералам»! Кстати, я тогда побоялся, что ты проколешься...

Струге признался, что думал в то утро о том же. Едва от них в сторону рябого и его товарища отошла бы информация о том, что судья и прокурор затронули тему убийства в гостинице человека, как у тех тут же появилась бы блестящая возможность зацепить обоих на «сливе» оперативной информации криминальным структурам. Читай – государственной тайны, ибо сведения следственного характера имеют статус именно государственной тайны. Собственно, никакого «слива» не было и быть не могло, однако слова рябого о «соусе, под которым можно подать съемку в ресторане», Струге помнил. Он до сих пор не придавал значения тому, что тема убийства Бауэра была единственной, которой интересовался Хорошев. Потом, когда ему стало известно о полной «темноте» в перспективах расследования убийства, он отбросил тему в сторону и тут же принялся веселить Струге и Пащенко рассказами о страстности сербских девчат.

Пащенко был прав. Бауэр заинтересовался флагом, потому что все стяги бывшей Югославии знал наизусть, а Хорошев интересовался Бауэром, потому что тот был на Балканах.

– А тебе не кажется, что дороги Валентина и Франка пересеклись в том самом девяносто девятом? Тогда, когда наши вошли в приштинский аэропорт и там надолго задержались? – Вадим смотрел на Струге, бегая по его лицу глазами. – Дружище, а ведь Бауэр-то за картинкой приехал...

Николай Иванович Полетаев находился в состоянии, близком к отчаянию. Его «контакт» подсказал, что со дня на день поступит звонок и ему сообщат место, время и имя человека, прибывшего в Тернов за «Ныряльщиком» Гойи. Время шло, а человек не появлялся. Сейчас он благодарил себя за то, что оставил для «контакта» номер не домашнего телефона, а сотового. Что теперь происходило в доме на окраине города, оставалось только догадываться. Сейчас его, конечно, разыскивает милиция, прокуратура, кто там еще?.. Потом можно будет сослаться на страх, на желание уберечь себя и этим объяснить свое странное отсутствие в тот момент, когда его дом был разорен посредством вооруженного нападения. Но это должно случиться потом, когда «Ныряльщик» будет передан курьеру, а счет Николая Ивановича потяжелеет на несколько миллионов долларов.

Если ревнивые до службы менты успеют добраться до Полетаева раньше, погибнет все дело. Задержат кого-то из банды этого Хорошева, тот даст показания относительно причины, которая подвигла отставного подполковника совершить налет, и тогда все пропало. Первый вопрос, который будет задан Николаю Ивановичу, когда он будет допрашиваться в качестве потерпевшего: «Где Гойя, гнида?» Стоило ли ради такого конца так рисковать? Проще было прикинуться идиотом и выбросить картину Хорошеву в форточку задолго до того, как он стал спрашивать о профессионализме охранников дома. Издевался, сука...