Вячеслав Денисов - Жестокий наезд

До дома Антона Изварина я дошел пешком минут за двадцать. Не спеша обдумывая вопросы, которые ему задам. При условии, что он окажется дома.

Обыкновенная типовая девятиэтажка, первый подъезд, четвертая квартира.

По привычке я бросил взгляд на дверь. Входная дверь – это визитная карточка хозяев. По ней можно многое определить. Эта дверь металлическая, выкрашенная коричневой краской. Щели между рамой и стенами аккуратно заделаны цементом, новенькая, блестящая цифра 4, дорогой итальянский замок с причудливо изогнутой ручкой, «глазок». Обнаружив под ногами чистый половичок (на первом-то этаже!), я ухмыльнулся.

Если тот, к кому я пришел в гости, и хозяин этой квартиры – одно и то же лицо, то психологический портрет Антона Изварина у меня готов. Педантичный молодой человек, ставящий мелочи во главу угла. Он имеет достаток в деньгах, так как покупает дорогие итальянские замки, хотя есть совершенно аналогичные китайские, в два раза дешевле. Ручаюсь, если у него в доме цветы, то он протирает их листья влажной тряпкой. У него дорогая обстановка, нет собаки, но обязательно есть сейф, в котором хранится ружье. Поскольку это добро нужно чем-то охранять. Вот такие выкладки я сделал за две секунды до того, как протянул руку к звонку. Такие звучат обычно, как в «Санта-Барбаре». Ди-и-инь – до-оннннн...

Но я так и не услышал звонка. Мой палец, уже уперевшись в кнопку, слегка дрогнул. Если быть логичным до конца, то можно быть уверенным в том, что человек, протирающий пыль с листьев домашней пальмы, вряд ли оставит дверь своей квартиры прикрытой. Я потянул ее на себя, она подалась мягко, даже не скрипнув, вторая дверь открылась так же легко и просто.

В квартире была тишина, и лишь свежий запах парфюмерии говорил о том, что она жилая. Жилая, но пустая. Двери словно приглашали меня войти. Я знал, что делать этого не следует, что нужно развернуться и немедленно уйти. Вся обстановка вокруг меня говорила, нет – требовала: «Струге, убирайся из этой квартиры как можно быстрее!..»

И я вошел.

– Есть кто дома?

Я говорил тихо, сотрясать воздух не было необходимости. В квартире стояла такая гробовая тишина, какой не бывает тихой июньской ночью на Терновском кладбище.

Я прикрыл двери и тут же поймал себя на липкой мысли. А если хозяин сейчас вышел выбрасывать в мусоропровод содержимое кухонного ведра? Но мысль исчезла сама собой. За то время, пока я находился у квартиры и теперь нахожусь внутри, можно дойти пешком до девятого этажа и вернуться обратно. Осторожно ступая, я прошел в квартиру. «Двушка», типовая, как и сам дом. Где кухня шесть квадратов, а туалет не совмещен с ванной комнатой.

Такой чистоты и порядка я не видел уже давно. В квартире витал дух благополучия, чистоплотности и дорогого одеколона.

Натянув перчатки, я поднял со столика паспорт в кожаной обложке. Опять же – в дорогой. Каждый предмет в этом жилище навязчиво дорог, как любая деталь под капотом «Порше».

Со страницы паспорта нового образца на меня смотрело умиротворенное лицо Антона Викторовича Изварина, семьдесят второго года рождения, уроженца города Франкфурт-на-Одере, Германия. Понятно, папа – бывший военный. Пролистнув еще несколько страниц, я убедился, что мой тезка холост и зарегистрирован по адресу, в котором я сейчас совершенно незаконным образом знакомлюсь с его документами. Закладкой на странице, где пустовали строки в графе «Дети», был билет банка США номиналом в двадцать долларов. Паспорт с инородным телом между страницами вернулся на свое место.

Хорошо, что я догадался как следует вытереть подошвы кроссовок об оба коврика. Теперь, несмотря на рельефность протектора, очевидных следов на лакированном паркете я не оставляю.

Спальная. Пусто. «Пусто» – применительно к живым организмам. Неодушевленных предметов здесь хватало с избытком. Массивный спальный гарнитур цвета «белее не бывает», такого же окраса шкаф и великолепные шторы с кистями. Кроме предметов для сна, здесь была еще тумба со стоящим на ней маленьким телевизором «SONY». Положительно, объект моего поиска не страдал дешевизной вкуса. Рядом с электронными часами-будильником лежали несколько пятидесятидолларовых купюр, а на руке балерины-статуэтки повис тяжелый золотой браслет. Странно все это...

Большая комната тоже пустовала. Весь живой мир покинул эту квартиру. Оценив кожаную мягкую мебель и «Panasonic» с большим экраном, я проверил ванную и отхожее место. Мои надежды не оправдались. Теряясь в догадках, я уже было направился к выходу, как мое внимание привлекла еще одна дверь. Створка, открывающая взгляду мир площадью в один квадратный метр. В таких обычно хранят ненужные вещи. Может, Антоша здесь что-нибудь припрятал? Что-то, что поможет мне воссоздать картину событий декабря прошлого года? Или хотя бы я найду его левую тапочку. Правая валялась посреди гостиной.

Я распахнул дверь.

Он сидел, упершись спиной и коленями в стенки этой камеры-одиночки, развернув ко мне глупое в своей смерти мертвенно-бледное лицо. Расслабленные губы, выпяченные, как в сладком сне, в сочетании с полураскрытыми глазами наводили на меня мистический ужас. Он сидел, положив голову на сведенные вместе колени, и его белая рубашка и джинсы были покрыты коркой недавно засохшей бурой крови. А вот и искомая правая тапка.

Если мне не изменяет мой опыт бывшего следователя прокуратуры, горло ему перерезали около восьми-десяти часов назад. Приблизительно в то время, когда мы с Зотовым уходили от джипа «Land Cruiser».

В мою душу заполз страх. Уже не до судейской мнительности и боязни, что меня увидят не там, где мне следует находиться, что меня застанут за делами, которыми я не должен заниматься ни при каких обстоятельствах! Два человека, имена которых записаны в моем ежедневнике, умирают в течение одних суток при весьма загадочных обстоятельствах, но при наличии одного неизменного условия. Рядом с трупами находится судья по фамилии Струге.

Прочь отсюда.

Уже рванувшись к выходу, я остановился и, преодолевая неприятное чувство, быстро обыскал карманы Изварина. Почти ничего. Этим «почти» был клочок бумаги с рядом цифр: «78-13-18».

– Семьдесят восемь-тринадцать-восемнадцать... – твердил я, запоминая. Осторожно вышел из квартиры и спустился к подъездной двери, осторожно выглянул наружу и выскользнул на улицу. Моя одежда слилась с сугробами, и обратить на меня внимание могла лишь старушка у соседнего подъезда, выгуливающая шпица. Да только что толку? В этой синеве расползающегося по району утра я сам себя не узнаю.

Зато я знаю вопрос, который сразу же задаст себе следователь прокуратуры, осмотрев остывший труп Изварина. Он почешет затылок, как когда-то я в молодости, ткнет пальцем в труп и обратится к судебному медику: