Вячеслав Денисов - Жестокий наезд

Последнее слово он произнес с таким шипением, что я побоялся, что на меня сейчас выплеснется яд.

– А Иван Александрович что, недееспособный?

– В смысле?

– Я спрашиваю – Иван Александрович что, не в силах самостоятельно прибыть в суд, чтобы обратиться к судье с вопросом? Он не в силах ходить, он потерял рассудок и не может оценивать ситуацию реально? Почему за него ходят хлопотать люди, которые не имеют к уголовному делу никакого отношения? Мне вот этот нюанс неясен.

– Антон Павлович... – Видя, как Алла вострит ушки, полковник перешел на заговорщический шепот. – Вы поймите, Алексей Петрович Смышляев человек положения, которое обязывает его...

– А при чем тут начальник ГУВД? – зашептал я. – Мы ведь о «Мерседесе» Ивана Александровича Серикова говорим. А он не начальник ГУВД. А если бы он был им, меня его положение все равно бы ни к чему не обязывало.

Очевидно, Пермитин был предупрежден о моей «отмороженности», поэтому разозлился не сразу. Он еще некоторое время пытался меня образумить. В ход пошли испытанные методы, как то: предупреждение о том, что все мои последующие проблемы, связанные с линией ГУВД, будут решаться быстро, в один час, и, естественно, в мою пользу: напоминание о том, что Алексей Петрович не из тех, кто забывает о долге; и, наконец, открытое предложение вознаграждения. Алла к этому моменту, повинуясь моему жесту, вышла, поэтому она не могла стать свидетельницей того, как ее шефу предлагают трехкомнатную квартиру в центре Тернова. Как раз на проспекте Ломоносова.

– Откуда такое несоответствие? – изумился я. – Ущерб составляет триста тысяч, а награда за его возмещение – около миллиона?!

На лице Пермитина застыла гримаса мучительного молчания. Понятно... К Семену Матвеевичу Малыгину, зампредседателя законотворческого вече Тернова, у Алексея Петровича Смышляева, начальника ГУВД области, имеется свой счет. Интересно, в чем он измеряется? Рублями, равновесием сил в думе или обидой из далекого детства, когда Семка отобрал у Лешки совок и дал ему того самого «пинка под зад»?

– Сожалею, что разговор не состоялся.

Я выпрямился в кресле, а полковник озадаченно посмотрел на Георгия Победоносца, колющего змея на гербе за моей спиной. Кажется, он тоже о чем-то сожалел.

Как-то многозначительно произнеся «до свидания», хотя я его не ждал в ближайшем будущем, он медленно поднялся и так же медленно вышел. Обещая неприятности судье, некоторые хлопают дверью так, что осыпается известка, а другие нарочито аккуратно щелкают замком. Владимир Сергеевич Пермитин, заместитель начальника ГУВД Терновской области, относился ко второй категории. Он обиделся не потому, что я ему отказал. Он обиделся, потому что я не воспринял его как сторону, допустимую для подобных переговоров.

Вторым посетителем был, понятно, Семен Матвеевич Малыгин, отец человека, который, напившись до скотского вида, убил двух молодых людей. Он вошел враскачку, как и положено высокому гостю. И, как и положено мужчине, занимающему высокий пост, он не счел нужным пропустить вперед себя женщину. Секретаря Аллу, которая по привычке хотела проскользнуть впереди него. По ее слегка растерянному взгляду я догадался, что она в полном недоумении. Она не могла вспомнить ни единого случая, чтобы судья-мужчина не пропустил бы ее вперед себя...

Ну, в самом деле, чего я так напрягаюсь? Кто в здании мэрии секретарь? Пустышка и подсобный рабочий, на которую и внимание-то обращать грех. Секретарши в мэрии нужны для различного рода услуг, связанных с их функциональными обязанностями лишь на треть. Колбаски порезать, чаек заварить. Алла тоже это делает, однако я ее никогда не прошу об этом. И если она этого не сделает, то этот поступок я не восприму как чудовищное неуважение. А еще секретарши в градоуправлении Тернова нужны для того, чтобы отвечать по телефону и говорить, что «Иван Иванович занят», на выезде, на совещании и т.п. Я так смело рассуждаю, потому что не далее, чем полгода назад, обегал все кабинеты мэрии в поисках справедливости. Все с той же квартирой. Меня отсылали из кабинета в кабинет, просили посидеть в коридоре на стуле. И я сидел. Иногда по два-три часа. Здоровался со знакомыми гражданами, которые изумлялись, видя судью Струге с бумажкой в руке в очереди. В этом, кстати, я ничего унизительного не вижу. Мне не зазорно посидеть на стуле перед дверями очередного бюрократа. Унизительно становится тогда, когда слышишь, как в одиннадцать часов дня через дверь доносится хлюпанье. Это чиновник пьет чай. Между тем его секретарь раздраженно поясняет, что у «Ивана Ивановича совещание и таких, как вы, у него сотни». Потом Иван Иванович выходит и скользяще-осовевшим взглядом окидывает коридор. Именно – «скользяще-осовевшим», выражающим максимум презрения к любому, кто находится под его дверями. Если ему не позвонили и не сказали, что прибудет важный гость, Иван Иванович будет хлебать чай и бродить по мэрии весь день. Я его понимаю. Каждая бумажка, принесенная Ивану Ивановичу, председателю комитета по жилищным вопросам, является судебным решением. И если принимать всех, то всем нужно выделять жилье. А такого распоряжения мэр не давал.

Я отбыл этот номер от начала до конца, чтобы впитать в себя все чувства, которые впитывает «кидаемый» таким образом гражданин. В конце концов, при принятии того или иного решения судья не только обязан руководствоваться Законом, но еще имеет право проявлять собственное волеизъявление. Главное, чтобы оно не расходилось с тем самым законом. Вот такие сидения под кабинетами и ходьба по коридорам в достаточной степени могут выработать у судьи определенное мнение в принятии тех или иных решений.

Я не мщу ни Смышляеву, ни Малыгину. Мне они безразличны, как вода, бегущая по камешкам в лесу. Они для меня лишь часть работы. Они создают себе проблему, я ее разрешаю. Я обязан это делать и делаю. И всегда приму их, и не заставлю ждать под дверью, пока не напьюсь кофе, приготовленного моей секретаршей. Но это не единственное различие. Я всегда поступлю по закону.

Невероятно, но именно это является самой неразрешимой задачей для многих государственных мужей. Но самое смешное заключается в другом. Я использую закон, принятый этими же государственными мужами, и свою тупость они начинают понимать лишь тогда, когда я сужу их по придуманным ими же законам.

Семен Матвеевич не был похож на человека, уверенного в себе. Раздавлен и смят, как кукла после наезда гусеничного трактора. Его одутловатое лицо и мешки под глазами говорили о том, что три месяца следствия для второго человека в думе не прошли мимо него. Я его понимаю. Единственный сын, ради которого он жил, находится, во-первых, в больнице, во-вторых, под следствием. Обвиняется в непреднамеренном убийстве двоих человек. То есть он не хотел, но все-таки убил. Наверняка Семен Матвеевич уже пролистал Уголовный кодекс, посоветовался с юристами и нанял самого лучшего в городе адвоката. Однако, несмотря даже на такие меры предосторожности, он спокойным остаться не мог. Ему уже объяснили, что подобный прецедент – не снос фонарного столба. И за это, при всем уважении к нему, отвечать придется.