Вячеслав Денисов - Главный фигурант

власть на него внимание все-таки обратила. Уполномоченные лица изучили хронологию обретения Шустиным поэтического дара, проанализировали, оценили. Пришли к выводу, что моральный ущерб налицо, а уголовного дела не выжмешь и на штраф, и предложили автору извиниться, не особенно надеясь на успех. Скорее – ожидая обратного. Но Шустин, чья голова была вскружена последними победами, отказался, написал обличительный сонет в духе предыдущих творений, а потому нечего удивляться, что его однажды встретили четверо с входящими в моду бейсбольными битами в руках. Нечего удивляться и тому, что милиция злоумышленников не нашла, а врачи местной больницы вправили ему кости так, что он до сих пор прихрамывал на левую ногу.

И тогда Шустин решил затаиться, поднакопить опыта – не своего, так чужого – и выждать удобный для атаки час. Он, как боксер, оказавшись в неравном бою с сильным противником, получал удары, терпел и ждал той секунды, когда враг раскроется, чтобы нанести ему нокаутирующий удар и разом с ним покончить. Умом Степан Максимович, несмотря на невыгодные антропометрические атрибуты, обладал неплохим, был сноровист, юрок, но, как случается с большинством людей, избравших не ту профессию, терпел неудачу за неудачей. Удар. Один-единственный, нанесенный в нужную точку. Это все, что было ему нужно. Он числился на седьмом канале заурядной личностью, терпел эту роль и... ждал. Устроившись одновременно телерепортером на седьмой канал и в газету «Главная Новость» – по совместительству, он собирал по крупицам материалы и набивал руку. Теперь, наученный горьким опытом первых лет карьеры, конкретными фамилиями в своих статьях он не оперировал, все больше «боролся» со злом во всех его проявлениях в общем. Больших дивидендов на этом поприще накопить невозможно, он это знал и просто терпеливо ждал своего часа. Идея сделать «свой» репортаж жила в нем уже долго, но вспыхнула с новой силой лишь тогда, когда в курилке один из репортеров обмолвился о том, что вот, Разбоева того, мол, закрыли, а это еще посмотреть нужно, он ли девчонок резал. Прокуратура-де плетень плетет, «луну крутит» перед камерами и ничего толкового сказать до сих пор не может. А между прочим, с момента первой смерти прошел почти год.

И Шустин понял, что его час настал. Он вгрызался в подробности дела с лихорадочностью суслика, подкупал милиционеров, по большей части тех, кто не имел и крупицы достоверной информации, но за деньги вдруг начинал эту информацию вспоминать, беседовал с родственниками погибших, и чем дольше этим занимался, тем больше уверялся в том, что Разбоев если и виновен, то вина его не доказана.

Активизировав свою писательскую деятельность, дабы имя его было на слуху и постоянно мельтешило перед глазами читателей, он «присвоил» себе тему московского потрошителя и теперь на правах ее владельца пользовался этим вовсю. Это и выпады в сторону правоохранительных органов, которые не в силах спасти детей от смерти, и нападки на прокуратуру, расследующую дело Разбоева не так активно, как хотелось бы публике, и умелое сплетение воедино упомянутого дела с политической обстановкой в стране. Необходимо заметить, что некоторую часть аплодисментов зрительного зала, именуемого аудиторией, он все-таки сорвал. В редакцию стали приходить письма, в которых наиболее решительная часть горожан приветствовала обличительные статьи Шустина и заверяла его, что она с ним.

Вдохновленный всем этим, Шустин совершил то, что до сих пор не делал ни один журналист. Во всяком случае, здравомыслящий. Он разместил в газете «Главная Новость» заметку о том, что готов принять и выслушать любого, кто готов хоть что-то рассказать о жизни Разбоева или преступлениях, которые тот совершил. И закончил свою заметку словами о том, что «конфиденциальность и вознаграждение гарантируется». И реакция последовала незамедлительно.

Утром двадцать второго декабря, в десять часов, ему позвонил в кабинет канала какой-то неизвестный, назвавшийся Мишей, предъявил устные рекомендательные письма тех, с кем ранее Шустин встречался, и поинтересовался, сколько готов заплатить ему неугомонный журналист-сыщик, если тот предъявит ему неопровержимые доказательства виновности Разбоева во всех шести убийствах. Телефонный торг длился около четверти часа, после чего Шустин заявил, что одна тысяча рублей – это как раз та цена, за которую информацию на торги выставить можно, но за которую ее, однако, никто не купит. Тем не менее он согласен, и только потому, что у него как раз есть одна тысяча рублей. И только в том случае, если он поймет, что информация того стоит.

На самом деле у Шустина не было и пятисот, и для того, чтобы сделка состоялась, он взял аванс у главного редактора, сославшись на то, что нужно срочно выплатить кредит за видеокамеру, которую купил и собирается использовать в служебных целях. Собравшись сразу после встречи отправиться к знакомому психиатру, он прихватил с собой все снимки, что сделал на местах пятого и шестого убийств. Заключение Центра судебной психиатрии имени Сербского, выставленное Генпрокуратурой напоказ, он беспристрастным не счел, а потому собирался найти ответ на вопрос: в своем ли уме Разбоев, у знакомого ему врача.

Но случилось непредвиденное. Прикупив у метро «Театральная» пачку сигарет, он оставил портфель под киоском и пошел прочь. Этот подозрительный демарш заметили бдительные сотрудники патрульно-постовой службы, только что заступившие на службу, и Шустин тотчас был задержан. Бесхозный портфель у киоска по продаже сигарет в центре Москвы – событие, занимающее второе место по чрезвычайности после обнаружения аналогичного портфеля, но под стенами Кремля.

Вызывать МЧС и ФСБ патрульные не стали потому, что Шустин добродушно портфель расстегнул и отсутствие в нем взрывчатки продемонстрировал. На этом и погорел. Двоих бдительных сержантов в большей степени заинтересовало не отсутствие в портфеле чудака взрывного устройства, а наличие в нем фотографий мрачного характера. ППС – не МУР, и отличить на фотографии труп свежий от трупа прошлогоднего ему не дано. На Шустина грубо надели наручники, дали по шее и затолкали в вызванный «Форд» командира взвода. Тот тоже просмотрел снимки, после чего тележурналиста доставили туда, где он и беседовал с капитаном милиции Сидельниковым, торопящимся на встречу со следователем Генеральной прокуратуры Кряжиным, расследующим дело о причине смерти девушек, запечатленных на фотографиях Шустина.

Вырвавшись на свободу, репортер тут же вскочил в свою «стиральную машину» и полетел в сторону Измайловского лесопарка. Там, на одноименном проспекте, ему назначил Миша встречу, до нее оставалось двадцать минут.