Вячеслав Денисов - Главный фигурант

– Вот сколько ни смотрю на него, Иван Дмитриевич, не перестаю поражаться. Сколько глубины в этом взгляде, воли, ума.

Кряжин перестал жевать и с недоумением уставился на Вагайцева. Проглотил, дернув головой, облизнулся, очищая зубы от хлебной клейковины, и потянулся к своей кружке.

– У меня в кабинете два портрета, советник. Один из них – Ломброзо. Может ли быть такое, что ты говоришь именно о нем?

Совершенно не соответствуя обстановке, Вагайцев вдруг вспомнил анекдот о Брежневе, за который Иван Дмитриевич едва не вылетел из восьмого класса средней школы, и рассмеялся. Вообще, чувствовалось по всему, что он делал не то, за чем пришел сюда. Смех его утих, и Александр Викторович грустно вздохнул. Собрался, сделал наконец-то паузу по Станиславскому, и выдохнул:

– Ты в курсе, Иван, что Вакшенов готовится стать отцом?

Вакшенов – прокурор по надзору за следствием и дознанием. Его жена действительно находилась на восьмом месяце беременности. Но было непонятно, при чем здесь Вагайцев. И еще больше Кряжину было непонятно, при чем здесь он, Кряжин.

– Товарищ Вагайцев, вы меня очень обяжете, если скажете наверняка, какого хрена вам от меня нужно. – Сунув в рот остатки бутерброда, больше напоминающего пайку вьетнамца, плененного в подвале московской братвой, Кряжин запил их остывшим чаем.

Деваться было некуда.

– Иван, меня в отпуск отправляют.

– Серьезно? – Кряжин посмотрел на часы, но интерес его относился не к стрелкам, а к календарю. – Сегодня восьмое. Если поторопишься, успеешь на вчерашнее Рождество в Лапландии.

Вагайцев едва сдержал гримасу раздражения. Ему было доподлинно известно, что Кряжин отдыхает последние три года непременно летом. Но раздражение было вызвано не этим, а пониманием того, что Кряжин этого заслуживает. Когда на Большую Дмитровку приходит «Большой Темняк» и начинает окутывать полумраком коридоры, когда сверху уже слышатся раскаты грома и вот-вот потолок пронзит огненная стрела, всякий раз ловко находящая крайнего, «Темняк» всовывают под мышку Кряжину и в девяти случаях из десяти в здании постепенно начинают просматриваться очертания предметов. Гром становится глуше, тучи укатывают куда-то на Охотный Ряд, оттуда – за Ильинку, а там и затихает вовсе.

– Иван, я ждал этого отпуска весь год, – признался, темнея душой, следователь Вагайцев. – Обещал свозить жену и тещу на Черное море. Но Смагин наотрез отказывает мне в этом, пока я не разберусь с делом Разбоева.

– Пальмы в снегу – это нечто, – качнув головой, подтвердил Кряжин. – Ты хочешь попросить меня свозить твоих в Гагры?

Вагайцев понял, что дальше «крутить луну» бессмысленно, нужно рассказывать еще один анекдот про Брежнева и идти к Любомирову, который откажет наверняка.

– Иван, я хотел попросить тебя об одной услуге...

– Разобраться за тебя с делом Разбоева и шестью образованными им трупами, – уверенно закончил Кряжин. – Нет.

Вагайцев сник. Чуда не случилось. И он уже почти напряг ноги и уныло прогнутую спину, чтобы подняться, и стал обдумывать, как облапошить Любомирова, как вдруг мелькнул луч перспективы.

– И потом, Саша, как это возможно? – помедлив, Кряжин щелкнул зажигалкой и выбросил в кабинет облачко сизого дыма. – Ты расследовал дело, а обвинительное заключение будет готовить и предъявлять другой следователь. Как это?

Старший следователь Вагайцев сглотнул и сказал Кряжину, что это возможно вполне, если соблюсти все необходимые формальности передачи дела. И Кряжин знает об этом! – однако из-за нежелания оказать услугу товарищу по службе пытается найти в законодательстве, в котором можно найти как одно, так и другое, причину отказа.

– Там только предъявить обвинительное и направить дело в суд, – выбросил последний козырь Вагайцев.

– Вот ты говоришь: «только предъявить обвинение», – Кряжин поерзал в кресле и затянулся. – А ведь, коллега, это не так-то просто на самом деле. И ты зря утверждаешь, будто это дело пяти минут. Мне нужно вникнуть в фабулу, взвесить доказательную базу, уяснить роль каждого фигуранта...

– Не нужно ничего взвешивать! – воскликнул Вагайцев. – Куда ты собирался вникать? Во все уже вникнуто! Чем, по-твоему, я занимался десять месяцев?

– Вот это и есть тот вопрос, который вызывает у меня сомнения, – сознался Кряжин. – Дело в том, что я не знаю, чем ты занимался всего десять месяцев, расследуя аж шесть убийств.

– Там только предъявить обвинительное, – вторично использовал последний козырь Вагайцев, что уже прямо свидетельствовало о его шулерских повадках. – А регистрация, разумеется, пойдет тебе. Дело, с которым я работал почти год, пойдет тебе в актив, Иван Дмитриевич. Шесть трупов по всей Москве! Не кража сыра из буфета Госдумы, Кряжин, и не отбор лицензии у очередного банка! – И выражение лица Александра Викторовича приняло тот вид, который, по мнению его хозяина, должен был поставить в этом разговоре точку. – Я теще обещал... С женой... Ну? И бутылка настоящего «Хеннесси».

– И «Вдова Клико»?

Отпускник махнул рукой: «И оно, шампанское!..»

– И ящик «Миллера»?

Вагайцев, о скупости которого на Большой Дмитровке ходили легенды, стиснул зубы. Но деваться было некуда.

– Ящик в двенадцать бутылок, – попробовал выгадать четыре сотни он.

– Никак нет, – возразил Кряжин. – В двадцать четыре. Или ступай к Любомирову.

Вагайцев с минуту думал, после чего сказал: «Ладно. Хотя знаешь... В общем – ладно. Заметано».

Поблагодарил, хотя и скомканно – Кряжин виноват, сам все испортил, – и прикрыл за собой дверь.

Советник переместил сигарету в угол рта и склонился над телефоном с громкоговорящей связью. Такие обычно устанавливаются для проведения селекторных совещаний.

– Ну, так как?

– Ушам своим не верю, – раздался из телефона голос старшего следователя Любомирова. – Ты развел Вагайцева на бабки?! Я был уверен на все сто, что он скорее не уйдет в отпуск, чем начнет тратиться на чужое спиртное.

– И я не верю, – прозвучал из того же устройства голос старшего следователя Черкалина. – Это первый случай, когда Шурика «разбавили».

– Мне вот только последняя фраза... – встрял Любомиров. – Иван, что значит – «или ступай к Любомирову»?

Советник улыбнулся, потому что видеть его собеседник не мог. Но тут же улыбку убрал, потому что собеседник его хорошо слышал.

– Я бы мог назвать Харитонова, Ульникова, Мараева. Мог и Любомирова, что и сделал. Где мой коньяк?

– Уже несу, – Любомиров помедлил. – Один «Белый аист» от всех. Как и бились. Или сам зайдешь, когда свободен будешь?

– Вот поэтому я тебя и назвал! – уже не тая улыбки, бросил советник. – Именно поэтому! Чтобы через пять минут предмет пари стоял на моем столе.