Этери Чаландзия - Иллюзия Луны

– Ну, как погуляли, Кирилл Александрович? – спрашивала она.

– Хорошо, Настасья, – неизменно радостно отвечал он. – Хорошо. Говорю тебе, пойдем, вместе прошвырнемся.

– Не, Кир Александрович, это ваши дела, а у меня дома и без прогулок забот невпроворот, – отмахивалась она и исчезала в глубине квартиры.

В то воскресенье погода была отличная, и Кир решил вместе с детьми отправиться в парк под высоткой, разбитый на месте старого жилого квартала, снесенного в семидесятых. На улице сверкала и переливалась свежим снегом настоящая русская зима, холодное солнце, окруженное короткой короной, висело в высоком, промытом синькой небе, и развеселившиеся от хорошей погоды птички заливисто верещали, перелетая с ветки на ветку.

К обеду в парковой низине собралось целое общество. Дети в пестрых комбинезонах резвились, ныряя в снег, как в морскую волну. Время от времени кто-то, получив ботинком в глаз, разражался мощным ревом. Товарищи тут же отступали от малыша, зато со всех сторон набрасывались взрослые – утирать нос, промокать глаз, выцеловывать багровые мясистые щечки: «Ну, что случилось? Ударился? Больно? Очень? Ах ты, лапушка моя! Ах они, мерзавцы малолетние!» Вскоре утомленный суматошной возней ребенок начинал отбиваться от мамок и все норовил вернуться обратно к веселящимся «мерзавцам». Но те, чувствуя, как мучительно тянет к ним подбитого предателя, еще смелее и громче визжали, сбрасывая друг друга в сугроб и гоняя ополоумевших от шума ворон по кустам.

Кир отпустил детей, словно щенят с поводков, и уселся в стороне на широкой скамейке. Его теплое шерстяное пальто не выпускало тепла наружу и не впускало мороз внутрь. Кир подоткнул полы, устроился поудобнее и достал сигарету. Курил он редко, с удовольствием ожидая легкого головокружения, приходящего с первыми затяжками.

Много лет он с нетерпением ждал воскресений. Городская лихорадка, всю неделю сотрясавшая город, в этот день обычно отступала. Уже в субботу после пятничного коллапса становилось легче дышать, а на следующее утро улицы и вовсе замирали и погружались в провинциальную тишину и дрему. Когда-то вместе с женой Кир проводил выходные, гуляя по городу. До встречи с Лидией он мог с удовольствием пролежать весь свободный день перед телевизором, или провести его в гостях, или с книгами, но жена увлекла его своей страстью к блужданиям по старомосковским углам. Казалось, она знала все: кто, что, когда построил, кто где жил, что сгорело, что разрушилось, а что безжалостно снесли. Фасады домов были для нее давнишними приятелями, с которыми она иногда запросто, иногда с опаской и уважением вела разговоры. Пару раз, свернув с привычного маршрута, Лидия заводила Кира в лабиринты подворотен и показывала срубы, пережившие пожары 1812 года. Избушки из потемневшего дерева казались тихими призраками прошлого, украшавшими стремящийся к совершенству пейзаж. А Кир все удивлялся, как это он раньше проходил мимо и не замечал прокопченные бока невзрачных контор и заколоченных особнячков.

На Разгуляе, вместе с Лидией рассматривая стены вроде хорошо знакомого ему особняка, Кир вдруг увидел не просто белую вставку-трапецию между окнами, а основание волшебных часов знаменитого Якова Брюса, ученого, мистификатора и собутыльника Петра Первого. Самого Брюса держали за колдуна, а о часах говорили, что из-за них в районе люди болеют и сходят с ума, что на каменной поверхности зашифрованы тайные знания, что цифры и знаки, теперь уже сколотые, показывают, где искать зарытые клады и когда начинать войны. Что сам Брюс проклял свое творение, и перед революциями и всевозможными несчастьями камень окрашивался в красный цвет…

А однажды в проливной дождь они забежали во двор дома на Солянке. Лидия осмотрелась и повела его в широкую арку, которая оказалась началом норы, уводящей вниз под землю. Решетка преградила им путь, и, пока они стояли, всматриваясь в неясные тени в глубине, Лидия рассказывала о подземельях Москвы, прозрачных крысах, голосах царей, тайных ветках метро и бункерах, наполненных едой, водой, вином и книжками с картинками.

Позже она повела его в квартал «падающих» башен. Они начали с храма Василия Блаженного, и вечный скептик Кир с удивлением подтвердил, острый и высокий колпачок колоколенки с крошечной маковкой действительно заметно отклонился в сторону. Лидия говорила, что, возможно, башня сдвинулась из-за фундаментов старых церквей, что были под храмом, а может, сами Барма и Постник просчитались и поставили колокольню косо. И пока Кир стоял у подножья храма и смотрел, как, опережая бегущие по небу облака, на него надвигается расписная башенка, Лидия уже тянула его в сторону Варварки, где, покривившись в разные стороны, «били поклоны» старые колокольни. Они прогуливались, обнявшись, Кир слушал жену, смотрел по сторонам и чувствовал, что где-то между этими падающими церквями и нежным голосом Лидии залегло его счастье.

Как любая эфемерная субстанция, оно было недолгим…

Дым, собравшийся в облачко перед глазами, разошелся, и Кир увидел двух девушек, проходивших мимо. Одна из них была стройная, высокая, в белой меховой шапочке, выгодно оттенявшей ее карие глаза, другая – плотная, коренастая, некрасивая. Удалившись на некоторое расстояние, хорошенькая не удержалась, обернулась и кокетливо стрельнула глазками в сторону Кира, барином раскинувшегося на скамейке. Он улыбнулся в ответ. Подружки тут же сдвинули головы и о чем-то быстро зашептались. На мгновение Кир отвлекся, наклонившись за ярко-зеленым мячиком, ударившим ему в ноги. Он подобрал игрушку, передал подбежавшей девочке, поправил ей шапочку и шарф и стряхнул снег со спины. Когда Кир вновь посмотрел на дорожку, там было пусто. Девушки скрылись, и вместо них пара важных ворон вышагивала по утоптанному снегу.

Кир плотнее запахнул ворот пальто и вновь уставился на играющих и гомонящих детей. Неподконтрольное брожение мыслей без всякого усилия внезапно вытолкнуло на поверхность случай из его молодости. Он был тогда на Алтае. Поиски натуры, сюжетов и новых впечатлений привели его на границу с Монголией, Китаем и Казахстаном. По плоской долине гуляли азиатские ветра, от них звенело в ушах, и все время улетала то панама, то легкий этюдник. Кир был потрясен увиденным. Убогие одноэтажные лачуги с крышами, обмазанными грязью, высохшие навозные лепешки, уложенные вдоль заборов, скользящие по жидкой грязи коровы и козы, отрезанные головы и черепа их съеденных собратьев, рассеянные под ногами… И застывшая, надменная, отвернувшаяся от жалкого человечишки природа. Земля, не дающая ничего, кроме жесткой травы. Каменные горы, покрытые только снегом, и небо, высокое, чистое и далекое небо, с которого вниз на землю смотрели мириады звезд и невидимых глаз. В той поездке Киру начали сниться вещие сны, и, может быть, в какой-то мере он предвидел все то, что случилось с ним позже.