Сергей Асанов - Экстрасенс

— Я правильно еду?

— Да, — коротко ответил Миша, мысленно подивившись, что старый лис действительно не потерял хватку. Именно об аллее в сосновом бору он и думал.

— Вам не кажется, друг мой, — продолжил Саакян, — что вы немного перемудрили? Зачем эти шпионские страсти? Можно было просто встретиться в университетском буфете и все обсудить.

— Вы настолько уверены в своей неуязвимости? Счастливый вы человек.

— А вы — наивный человек.

Они проехали пару сотен метров по асфальтированной дороге в глубь парка. Справа и слева мрачно высился стеной сосновый лес, людей в этот поздний час на дороге не было, лишь вдалеке маячил маленький силуэт бегущего человека, очевидно, какого-нибудь безумного физкультурника, не побоявшегося непогоды.

Саакян заглушил двигатель, но Синатру оставил.

— Я вас слушаю, — с улыбкой молвил профессор, повернувшись к своему пассажиру. — Сразу предупрежу, что у вас не больше десяти минут.

Михаил сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Несмотря на внешнюю браваду, он все же не был суперменом и сейчас серьезно волновался. Сегодня у него был совершенно иной противник… впрочем, что там — первый противник в исконном значении этого слова. Он никогда не решился бы наехать подобным образом на человека, который гораздо старше, опытнее и солиднее (в конце концов, всего-то пару лет назад он был его преподавателем!), но Михаил чувствовал свою абсолютную правоту и уязвимость профессора. Это его окрыляло. Как там говорилось в одном знаменитом фильме? «В чем сила, брат? А в правде, бля!» Нельзя позволять себе сомневаться, иначе сразу проиграешь.

— Давайте прямо к делу, раз мы настолько ограничены во времени. Итак, — Михаил вытянул ноги и скрестил руки на груди, — ваша диссертация, которую вы защитили в восемьдесят шестом году и которая стала широко известной в узких кругах, является вашей только отчасти. Несколько ключевых глав вы откровенно украли у своего менее расторопного коллеги из малоперспективного института в сибирской глубинке. Помните эту историю?

Ни один мускул не дрогнул на лице Саакяна, и даже улыбка его не стала менее приветливой. Впрочем, это отнюдь не означало, что выстрел оказался холостым.

— Тот бедолага, — продолжил Михаил, — прочитав опубликованный в научном журнале текст, очень сильно расстроился. Он долго пил и сейчас, если не смог взять себя в руки, наверняка влачит жалкое существование.

Саакян все же отреагировал.

— Вы ошибаетесь, — сказал он мягко, словно поправил отвечающего у доски студента. — Этот парень получил то, что заслужил. Я всегда возвращаю свои долги.

— Вы его убили как опасного свидетеля?

— Не нужно язвить, молодой человек. Эта история стара и давно известна, мое авторство неоспоримо, и я удивлен, что вы мне сейчас это рассказали. Если есть что-нибудь посерьезнее, я слушаю. И кстати, посматриваю на часы.

Михаил не растерялся. Он чувствовал, что Саакян его действительно очень внимательно слушает, стало быть, тактика была избрана правильная.

— Да, конечно, Александр Георгиевич, у меня есть еще кое-что, и «общеизвестную» историю с вашей диссертацией я рассказал лишь для того, чтобы вы поняли, насколько далеко я продвинулся в своих изысканиях. Идем дальше. Ваш путь к званиям, должностям и другим высотам научного мира не то чтобы усеян телами ваших менее удачливых коллег, но… все-таки запашок какой-то за вами тянется, крайне неприятный. Ваши покровители продвигали вас по служебной и научной лестнице так резво, как маленький ребенок, ничего не понимающий в шахматах, двигает по доске красивые фигурки. Везде вас избирают абсолютным большинством голосов на безальтернативной основе и в нарушение всех правил, как это было, например, на выборах декана факультета психологии и социальной работы в Алтайском университете в девяносто третьем году. Устав этого заведения не позволял вам даже баллотироваться на этот пост из-за несоответствия многих параметров, не говоря уже о том, чтобы выиграть выборы, но вы с легкостью обошли преграды. Я из чистого любопытства провел небольшой мониторинг и нигде — подчеркиваю, ни в одном эпизоде! — не обнаружил признаков серьезной борьбы за право занять какой-либо значимый пост.

— Это преступление? — ухмыльнулся Саакян.

— Ну что вы, нет, конечно. Если бы не один немаловажный факт: конкуренты и недоброжелатели у вас были , но они волшебным образом испарялись.

Саакян вздохнул:

— Молодой человек, если вы собираетесь…

— Подождите! — оборвал его Михаил. — Я хотел закончить: конкуренты и недоброжелатели либо снимали свои претензии, либо попадали в очень неприятные ситуации. Например, в девяносто пятом, там же в Барнауле, когда университет претендовал на солидный европейский научный грант. Деньги были распределены — точнее, распилены — самым чудесным образом: вам и вашим сомнительным проектам досталась львиная доля финансирования, а активно возражавший против подобной профанации ректор по научной работе свалился с инфарктом. Он так и не смог вернуться в институт, сейчас сидит дома, пишет мемуары, и я надеюсь, что вам будет посвящена отдельная глава. Вы знаете об этом? Он, кстати, пообещал мне прислать черновик этой главы вместе с копиями интересных документов.

Саакян молчал. Его уверенность в собственной непогрешимости постепенно сходила на нет, и Михаил не собирался давать ему ни секунды передышки.

— Если позволите, идем дальше, господин профессор. Вы уехали из страны в девяносто девятом, когда против вас были возбуждены очень нехорошие уголовные дела. Я не склонен считать, что уголовные дела бывают хорошими, но то, в чем обвиняли вас, лично у меня вызывает омерзение. «Мошенничество», «получение взятки» и «попытка изнасилования» — согласитесь, как-то не очень хорошо монтируется со статусом уважаемого научного деятеля. Кто-то жизнь кладет на поиски лекарства от рака, а кто-то пилит бюджеты, вешает цацки на грудь и лезет в трусы к своим беззащитным студенткам. Блевать хочется…

— Молодой человек! — сорвался Саакян. — Я попросил бы вас выбирать выражения!

Михаил украдкой улыбнулся, радуясь произведенному эффекту. Он не ожидал, что хваленый дьявол сломается так рано.

— Я очень тщательно выбираю выражения, поверьте. Уголовные дела закрыты и обвинения сняты благодаря стараниям адвокатов и неких «тайных агентов», и это тоже общеизвестный факт, но самоуверенность, Александр Георгиевич, вас все-таки подводит. С возрастом ваши блоки работают все хуже и хуже.

Сказав это, Михаил умолк. Он не смотрел на своего оппонента, он смотрел вперед, на алеющее в конце соснового коридора закатное небо. Тучи уходили на восток, оставляя город в объятиях тихого и красивого вечера. Эх, Синатра, стервец и бабник…