Элизабет Джордж - Обман

Замужество освободило бы Салах из-под власти невестки, потому что она покинула бы дом своего отца. В отличие от Юмн, которая, несмотря на свое стремление к превосходству, должна была ладить со свекровью и проявлять в отношениях с ней полную покорность, Салах предстояло жить вдвоем с Хайтамом по крайней мере до тех пор, пока он не решил бы отправить ее в Пакистан к своей семье. А сейчас она была словно заключенный в камере, и любой член семейства, живущего в доме на Второй авеню — кроме ее маленьких племянников — считался ее надзирателем.

— Оххх! Блаженство! — со стоном выдохнула Юмн. — Я хочу, чтобы моя кожа блестела, как полированная. Ему это так нравится, я говорю о твоем брате, Салах. Это его заводит. А стоит его только завести… — Она захихикала. — Ох уж эти мужчины. Да они как дети. С их требованиями, желаниями. А как они способны унизить нас, а? Они брюхатят нас в мгновение ока. Мы рожаем сына, а когда ему едва исполняется полтора месяца, его отец уже лежит на тебе, желая иметь второго. Ты не представляешь, как тебе повезло, ведь ты, бахин, золовка, избежала этой злосчастной судьбы.

Губы ее скривились, словно она усмехнулась про себя, вспомнив что-то, известное только ей одной.

Салах могла бы сказать — а именного этого и хотелось Юмн — что она не считает ее судьбу злосчастной. Наоборот, она не может не завидовать ее способности к деторождению и тому, как Юмн использует эту способность: достигает всего, чего пожелает, делает то, что хочет, умело управляет окружающими, требует от них исполнения всех желаний. Интересно, как это родители выбрали своему сыну такую жену? — размышляла Салах. Правда, отец Юмн — богатый человек, и за счет большого приданого удалось значительно укрепить и расширить семейный бизнес Маликов, но ведь были и другие, более подходящие женщины, когда старшие члены семьи решили, что пришло время подыскать невесту для Муханнада. Да и как Муханнад вообще может прикасаться к этой женщине? Ведь ее тело дряблое, словно тесто, к тому же источает неприятный, резкий запах.

— А скажи мне, Салах, — промурлыкала Юмн, закрыв глаза от удовольствия, — ты рада? Не бойся, скажи правду. Я не передам Муханнаду.

— А чему мне радоваться? — спросила Салах, потянувшись за маслом.

— Тому, что ты избежала тяжкой доли производить сыновей для мужа и внуков для своих родителей.

— Я пока не думала о том, чтобы производить внуков для своих родителей, — ответила Салах. — Ты достаточно хорошо справляешься с этим.

Юмн захихикала.

— Не могу поверить, что в эти месяцы, прошедшие после рождения Бишра, я еще не ношу в себе ребенка. Стоит Муханнаду до меня дотронуться, и на следующее утро я уже беременна. Вон каких сыновей мы с твоим братом произвели на свет. Муханнад — мужчина среди мужчин.

Юмн перевернулась на спину, приподняла отвисшие груди. Круги вокруг ее сосков были размером с блюдца и темными, как песчаник, добываемый на Незе.

— Ты только посмотри, бахин, что делает беременность с женским телом. Так что тебе повезло, — произнесла она, вяло жестикулируя. — Ни варикозных вен, ни складок, ни припухлостей, ни болей. Ты так хороша, Салах, что я невольно задумываюсь, а хотела ли ты вообще выходить замуж? Мне кажется, нет. Ты не хотела иметь ничего общего с Хайтамом. Разве я не права?

Салах усилием воли заставила себя посмотреть в глаза невестке. Сердце колотилось, щеки горели.

— Мне продолжать массаж, — спросила она, — или уже хватит?

Юмн медленно растянула рот в широкую улыбку.

— Хватит? — ответила она вопросом на вопрос. — О нет, бахин, продолжай.

Стоя у окна в библиотеке, Агата Шоу наблюдала, как ее внук вылезал из своего БМВ. Она взглянула на часы. Он опоздал на полчаса. Ей это не понравилось. Бизнесменам надлежит быть пунктуальными, и если Тео хочет, чтобы его в Балфорде-ле-Нез воспринимали серьезно, как наследника Агаты и Льюиса Шоу — а соответственно и как личность, с которой следует считаться, — тогда ему необходимо понять, что часы на руке более важная вещь, чем все эти браслеты, которые ему так нравятся. Вульгарные побрякушки! Когда ей было столько лет, сколько ему сейчас, стоило двадцатишестилетнему мужчине надеть на руку браслет, он очень скоро стал бы участником судебного разбирательства и, несомненно, оказался бы проигравшим, поскольку в ходе процесса слово «содомит» звучало бы намного чаще, чем все остальное, что было указано в исковом заявлении.

Агата отступила на шаг и, встав за шторами так, чтобы ее не было видно с улицы, стала наблюдать за приближавшимся к дому Тео. В последние дни любая новость о внуке буквально бросала ее в дрожь. Он как две капли воды походил на свою мать: такие же светлые волосы, такая же осыпанная летом веснушками светлая кожа, атлетическое сложение. Она, слава Господу, пребывала уже в том месте, которое Создатель по своей милости выделил для упокоения душ скандинавских потаскушек, не справившихся с управлением машиной и погубивших вследствие этого и самих себя, и своих мужей. Присутствие Тео в жизни бабушки всегда служило ей напоминанием, что своего младшего и самого любимого сына она потеряла дважды: первый раз по причине женитьбы (за это его лишили наследства) и второй раз в результате дорожной аварии, оставившей на ее попечении двух непослушных мальчишек, которым не исполнилось и десяти лет.

По мере того как Тео подходил к дому, его вид все больше и больше раздражал Агату. Его одежда совершенно не соответствовала его положению. Он любил свободные, сшитые на заказ костюмы из тканей пастельных, желтовато-коричневых тонов, рубашки без воротников. Вместо туфель он предпочитал сандалии, а носки надевал от случая к случаю. Всего этого было достаточно для того, чтобы потенциальные инвесторы не принимали его всерьез, не говоря уже о том, что сразу после гибели матери он стал носить на шее принадлежавший ей золотой крест с распятым на нем телом. Агата считала это гнусной католической мерзостью. Именно на цепочку с крестом пристально смотрели предприниматели, когда их убеждали вложить деньги в устройство ресторана или в реконструкцию какого-либо объекта в Балфорде-ле-Нез.

Было бессмысленно объяснять Тео, как следует одеваться, как преподносить себя или как говорить, представляя планы переустройства города, разработанные семейством Шоу.

«Пойми, ба, люди либо верят в проект, либо не верят» — таков был его обычный ответ на ее советы.

То, что ей надо было давать ему советы, также выводило ее из себя. Это был ее проект. Это была ее мечта. Она уже согласовала с муниципальными властями Балфорда четыре последовательных этапа воплощения своей мечты, а сейчас все висело на волоске: из-за того, что в ее мозгу лопнул какой-то паршивый сосуд, она должна была отойти в тень, пока не восстановятся силы, и поручить своему мягкотелому, бестолковому внуку вести переговоры вместо себя. Одной этой мысли было достаточно, чтобы вызвать новый приступ, поэтому она старалась на ней не сосредоточиваться.