Андрей Троицкий - Крестная дочь

Луна вышла из-за туч и стало так светло, что хорошо, во всех деталях, видна стена дома через улицу. А справа в десяти метрах от него какой-то детина огромного роста навалился на Таймураза, невесть как оказавшегося тут. Тайм пищал, как резиновая кукла, а мужик хрипел и плевался кровью. Откуда-то доносились странные хлюпающие звуки, будто где-то рядом на огне бурило густое варево. Суханов не сразу сообразил, что хлюпающие звуки вылетают из его груди, разорванной пулей. Он дотянулся рукой до оружия, попробовал подтянуть к себе карабин, но пальцы не слушались, скользили по прикладу.

Тогда он распахнул полы халата, тяжелые и липкие, вытащил из-под брючного пояса пистолет. Поднял руку и дважды выстрелил в голову детине. Голубев харкнул кровью, повалился на бок и затих.

Ноги сами несли Рифата к черному джипу. Пробежка не длинная, но дыхание сбилось, а сердце выпрыгивало из груди. Волна животного страха, накатившая на него, замутила рассудок. Дважды он спотыкался, увязая в песке, падал, но тут же вскакивал на ноги и бежал дальше. Когда от машины его отделяли всего несколько метров, Рифат обернулся через плечо и перевел дух. Кажется, никто не за ним не гонится. Он постучал ладонью по капоту, дернул на себя переднюю водительскую дверцу.

– Черт, закрыто, – прошептал он и шершавым как наждак языком облизал верхнюю губу. – Твари…

Он дернул сильнее. Сорвал с плеча автоматный ремень и, размахнувшись, ударил прикладом в стекло, разлетевшееся в осколки. Он заглянул голову в салон. Темно, как в могиле. И, кажется, никого нет. Рифат просунул руку внутрь, дернул ручку и потянул дверь на себя. Все в порядке, ключи в замке зажигания. Он перевесил автомат на левое плечо, наступив коленом на водительское сидение, пролез в салон так, чтобы заглянуть на задние места. Не мешает до конца убедиться, что салон пуст.

– Черт, – сказал Рифат. – Сука…

Он увидел, как из-за сидения появилась физиономии женщины. Голова замотана серыми о грязи бинтами. Рифат опустил плечо, сбрасывая автомат. Но не успел коснуться пальцем спускового крючка и дать очередь через переднее сидение. Он увидел глаза женщины, полные страхи и ярости. Увидел дуло пистолета и вспышку выстрела. Пуля ударила между глаз, и наступила вечная темнота.

Девяткин появился в пивном ресторане с получасовым опозданием, когда Олейник, ожидавший встречи за дальним столиком в углу, уже проглотил овощной салат, выпил чашку темной безвкусной жижи под названием кофе и просмотрел утреннюю газету. Заведение оказалось паршивой дырой, расположенной в полуподвале старого дома купеческой постройки, больше похожего на бомбоубежище или тюрьму. Сводчатые потолки, узкие бойницы зарешеченных окон. Бар еще не работает, ресторан открывают после шести вечера, но с утра здесь можно скоротать время за кружной пива и рыбной закуской. Посетителей всего раз два – и обчелся: командировочные из ближней гостиницы, да парочка местных потаскушек, заступивших на утреннюю вахту. Пахнет суточными щами и бочковым пивом.

Извинившись за опоздание, Девяткин присел и, поманив заспанного официанта, заказал пару бутербродов и кружку пива. Сделал жадный глоток, стер пену салфеткой и снова глотнул.

– Не рано ли начинаете? – спросил Олейник.

– Я с утра, – Девяткин щелкнул себя пальцем по горлу, выбив смачный звук, – привык немного освежаться. А сегодня еще и голова раскалывается.

Он допил пиво и, позвав официанта, заказал новую кружку. Олейник, выпивавший редко, по большим праздникам, глядел холодно, делал про себя какие-то выводы. Кажется, этот мент, жадный до денег, тупой и драчливый, ко всем своим достоинствам еще и алкаш. Он видите те ли привык освежаться. С утра пораньше заправляется пивом по самые жабры. И в таком состоянии отправляется на службу шить заказные дела и ломать бейсбольные биты о спины подозреваемых.

– Вот уж не думал, что встречусь с вами по такому случаю, – сказал Девяткин. – Еще история с самолетом не закончена. А тут адвокат такие кренделя выделывает.

– На истории с самолетом можно ставить крест, – ответил Олейник. – Тут новостей уже не появится. Если бы Зубов остался жив, он давно дал о себе знать. Жаль мужика… А денег, которые я вбухал в самолет, разве не жаль? Короче так: я подсчитал убытки и списал их.

– Но дело еще не закрыто. Мне начальство каждый день мозги вправляет. Газеты об этом пишут. Читали?

– Полная лабуда, – поморщился Олейник. – Ну, попишут еще неделю. А потом появятся другие новости. Посвежее и поинтереснее.

– Возможно, – кивнул Девяткин. – Однако я рад, что история с самолетом помогла нам свести знакомство.

– И я рад, – через силу улыбнулся Олейник. – Рувинский вчера по телефону сказал, что вы можете чем-то помочь. Я правильно понял? И хорошо… Но прежде чем мы начнем беседу, придется соблюсти некоторые меры предосторожности, – он кивнул начальнику службы охраны Алексею Озерову, сидевшему за столиком у двери. – Понимаете о чем я?

Девяткин обернулся на назад, добродушно усмехнулся и похлопал себя ладонями по груди, давая понять, что ни диктофона, ни камеры, вмонтированной в заколку галстука, на нем нет. Вот разве только тощий бумажник и грошовая самописка, купленная в магазине «Школьник».

– Я согласился встретиться на вашей территории, – покачал головой Олейник. – Ваша очередь сделать шаг навстречу. Минутное дело. Пройдите в туалет. Мой человек убедится, что все в порядке. Иначе…

– Что «иначе»?

– Разговора не получится.

– Бросьте. Даже если бы нашу беседу писали на пленку – все это туфта на постном масле, а не доказательство вашей или моей преступной деятельности. Мы можем говорить о чем угодно. Наш треп – это всего лишь набор слов. Ни один суд никогда…

– Запись разговора – это оперативный материал, но не доказательная база. С этим я согласен. Но судьи принимают такие вещи во внимание. Так сказать, держат в голове. Вчера вы сказали, что я ничем не рискую. Готов с вами поспорить. Итак: ваше решение?

Молча кивнув, Девяткин поднялся и следом за водителем отправился в туалет. Он вернулся через пару минут, пережив не слишком болезненную, но унизительную процедуру личного обыска. Сделал знак официанту и заказал еще одну кружку пива. Олейник наблюдал за Озеровым. Тот, махнув рукой, мол, все в порядке, поднялся по лестнице наверх и вышел из ресторана.

– Еще Рувинский сказал, что с вами можно иметь дело, – Олейник прикурил сигарету и стряхнул пепел в пустую чашку, потому что пепельницу на стол никто не поставил. – Я по своим каналам навел справки о ночных похождениях моего адвоката, но, честно говоря, ни фига не понял. Женщина легкого поведения, которую Михаил Семенович якобы придушил и пырнул ножом. А потом скрылся с места происшествия. Все это на него непохоже. Не его стиль. Как-то несерьезно и странно… Рувинский никогда не связывался с проститутками и вдруг среди ночи отправляется на поиски приключений. А потом хватается за нож.