Татьяна Гармаш-Роффе - Голая королева

Кис осмотрелся в новом жилище Алекса, сделал кучу комплиментов хозяйке, затем прошествовал к окну и выглянул. Что он там хотел разглядеть в сумерках, было непонятно, и Алекс его окликнул.

– Да-да, – сказал Алексей, – вид из окна очень славный. И вообще очень тут у вас миленько. Ты давно с работы пришел?

Алекс удивился.

– Час примерно, а что?

– Так просто, – пожал плечами Кис. – Ничего.

Он церемонно уселся на диване, потихоньку разглядывая Лину. В ней было грациозное, заразительное ребячество, простодушная непосредственность, которую она в себе не осознавала и которой не стеснялась. Вероятно, последствия амнезии – раньше, по представлениям Киса, Алина была иной: раньше она была девушкой без характера. Характер ведь проявляет себя маленькими ежесекундными волеизъявлениями, едва заметными инициативами в общении, декларациями по разным поводам своего хочу – не хочу, нравится – не нравится – короче, всем тем, что четко очерчивает контур индивидуальности. Алина же, привыкшая не проявлять, сдерживать, прятать свою волю и желания, сделалась нейтральна до такой степени, что ее почти не стало. Ее индивидуальность размылась и слилась с фоном… И неудивительно, что Алекс, не зная и не понимая, какая личная трагедия стоит за этой странной для девушки сдержанностью, и стал воспринимать свою молодую жену как часть интерьера.

Теперь же, не скованная памятью и привычками, Алина будто выпросталась из пут летаргического сна. «Амнезия как радикальное средство от всех комплексов», – усмехнулся про себя Кис, наблюдая за Линой. Жизнелюбие било в ней ключом, она была радостна и шаловлива, – она была очаровательна. И Кис, хоть и причислял себя к поклонникам совсем иного типа женщин, быстро и без боя попал под ее обаяние…

Весь вечер Алексей был в ударе. Он рассказывал анекдоты и смешные случаи из своей практики, он острил и с неуловимой ехидцей произносил имя «Андрей». Им было хорошо с ним, ему было хорошо с ними; все шло чудесно. Кис, изображая персонажей, о которых говорил, ходил по комнате, размахивал руками, строил рожи и время от время выглядывал в окно.

– Что у тебя там, лошадь привязана? – спросил его Алекс.

– Не совсем… Осел скорее. И – пора мне уходить. Я обещал дать ему морковку.

Они тепло распрощались.

– Проводи меня, – шепнул Кис в ухо Алексу.

Плотно прикрыв за собой дверь, Алексей сказал:

– Мне показалось, что за тобой следят.

– Кто? – опешил Алекс.

– Не знаю. Я не сразу придал значение тому, что увидел, – очень уж нелепо было предположить, что кто-то может за тобой следить.

– Так что ты увидел?

– Торчал какой-то хмырь против ваших окон. Когда я подъехал поближе, он уже испарился. Я тебе говорю, я сначала не придал значения, но пока поднимался к вам, у меня эта фигура с задранной головой перед глазами стояла… Она мне не понравилась.

– Ты поэтому в окно выглядывал все время?

– Да. Но он больше не появлялся.

– Он тебе не показался знакомым?

– У него было кепи с длинным козырьком и черные очки… Нет, не показался.

– Вечером? Черные очки?

– У них такая мода дурацкая, у молодежи… Если это не часть маскарада, конечно.

– Кто может за мной следить? Зачем?

– Не имею понятия. Но я этим займусь. Ты не замечал, у тебя на хвосте никто не сидит, когда ты на машине едешь?

– Я не смотрел, мне в голову не приходило! Ума не приложу, кто, зачем?

– Я тоже не вижу зачем… Ладно, оставь это мне. Я понаблюдаю.

Но ближайшие дни не принесли никаких результатов. Кис и его помощник Иван следовали за Мурашовым на работу, с работы, дежурили у дома – никто не появлялся, ничего подозрительного не было.

– Тебе показалось, должно быть. В конце концов, не один я тут живу, вон сколько окон! Этот парень мог в любое из них смотреть! – сказал ему Алекс.

– Это верно… И все же ты иногда поглядывай вокруг. Ладно?

Не прошло и трех дней, как Алекс наткнулся на этого «хмыря». У него выдалась возможность приехать домой в перерыв, чтобы пообедать вместе с Линой. Подъезжая, он увидел парня в темных очках и в кепи с длинным козырьком, который, присев на корточки, разговаривал с маленьким мальчиком, – наверное, с братишкой, решил Алекс. Спустя пару дней он опять видел его днем, входящим в подъезд дома напротив.

– Да, в очках, в кепи, примерно моего роста… Ну точно, он. Он здесь просто живет, Кис, обычный парень, – говорил он по телефону Алексею. – Тебе показалось. Да и то – кому надо за мной или за Линой следить? Ты прямо кино какое-то детективное придумал!

– Ладно, – проворчал Кис, – издержки профессии.

Оба испытали облегчение и вскоре забыли об этой истории.

Во всяком случае, Алекс.

На исходе третьей недели Лина отважилась выйти на улицу. Дома больше было невмоготу сидеть, погода стояла чудесная, тепло и солнечно, бабье лето, самое начало октября. Мысли о прошлом, о больнице, о Муже, о том, что ее ищут, отступили, сделались далекими и недействительными. Жизнь с Андреем давала ей чувство уверенности и защищенности, страхи ее рассеялись, и черный ящик был списан в утиль.

Ей не был знаком этот Замоскворецкий район, и она решила не уходить далеко от дома. Прогуливаясь вдоль улицы, она разглядывала людей, люди разглядывали ее. Лина знала, что она хороша собой, и это ее радовало. Это было как подарок…

Она вспомнила ощущение после комы, когда сознание только вернулось к ней и она еще не успела понять, что у нее амнезия. Ей казалось, что она просто не совсем проснулась и поэтому не до конца все понимает. Ничего более объемного, чем «я – это я», в ее восприятие не умещалось. Как выглядит это «я» и как его зовут, было неизвестно и, в общем, даже не очень-то важно. Ее глаза видели собственное тело под простыней и худые бледные руки поверх – первый образ «я». Потом ей сказали, что ее зовут Алина. Она не знала точно, вспомнила ли она это имя или оно ей просто понравилось, но имя показалось ей подходящим, родным и легко прижилось.

Следующим этапом знакомства с собой было зеркало. Она робко заглянула в него, боясь разочарований, но отражение дружественно вернуло ей образ, который она без особого стеснения нашла просто прелестным. Она почувствовала себя приятно польщенной вниманием природы, наделившей ее такой внешностью, и провела немало времени перед зеркалом, изучая свое лицо и тело и доверительно беседуя со своим отражением.

Теперь Лина шла по улице, предаваясь неиспытанному – или забытому? – удовольствию ловить на себе взгляды, встречать восхищение и признание в мужских глазах. А сегодня она особенно хороша: Андрей купил ей линзы, и очки больше не скрадывали ее глаза. И потому на нее смотрели все – подростки, молодые мужчины, пожилые… По той стороне улице – Лина видела краем глаза – синхронно с ней шел какой-то парень в черных очках и кепи с длинным козырьком, и, хоть его лицо и было скрыто больше чем наполовину, она знала: он смотрит на нее.