Татьяна Гармаш-Роффе - Шантаж от Версаче

Глядя на изощренно, с фантазией поставленные в дачном спортзале сцены, где спортивные снаряды служили совсем по другому назначению, Реми холодел при мысли о том, что не вздумай он утром следить за Ксюшей, то и она бы…

Кошмарные видения затеснились в его воображении. «Увозить ее отсюда! Увозить немедленно! Это моя девочка, моя, понимаете вы?! И я ее никому не отдам на поругание!..»

…Хорошо, что Кис был рядом. Он смотрел, сведя брови к переносице, на Реми.

– Хочешь, поедем, набьем этим гадам морду? – предложил он. – Вдвоем-то управимся! И тебе полегчает… Давай? А можно нанять специалистов по этому делу – они им все яйца, весь «куй» отобьют, впредь неповадно будет! Хочешь, а, Реми?

Реми улыбнулся вымученно, но благодарно. Он, конечно, никого нанимать не будет, но понимание и соучастие друга оценил. Все-таки Алексей тонкий человек, хоть частенько его прямота шокировала Реми… Жаль, что Кис не живет в Париже, где-нибудь рядом!

Впрочем, если бы он жил в Париже, то он был бы другим.

Наркотик разгорался в крови, вместе с ним разгоралось желание, а воля и рассудок бессильно хлопотали с никому не нужными потугами. Александра не знала, как оказалась в роскошной спальне Тимура, на огромной кровати под балдахином. Ей вспомнилась сцена из феллиниевского фильма «Джульетта и духи»: лежит женщина, распростертая на кровати, а над ней склоняется необыкновенной красоты мужчина…

Над ней действительно склонялся очень красивый молодой мужчина, со сладкой, обещающей лаской вглядываясь в ее лицо. Тимура в комнате не было, были только двое: она и красавец.

Но она не вскочила, как Джульетта из фильма. Не убежала, не спаслась. Не было сил и не было желания убегать. А было желание совсем другое: отдаться этому парню. Причем было нестерпимо сильным, таким, что она торопила его мысленно – а может, и вслух, она уже не знала сама, – пока он, красуясь и ловя ее восхищенный взгляд, картинно раздевался перед нею. Александра застонала, когда этот юный Аполлон снял трусы – последнее прибежище, укрывавшее скульптурное великолепие его форм.

Наконец белокурый красавец приблизился к ней, протянул ей руку, помогая подняться с постели, и, прижавшись всем телом так, что она почувствовала его горячую плоть, обжег ее прикосновением к губам. Александре не нужны были никакие эротические игры, ей нужен был прямой секс, простой и грубый, без изысков – только бы спастись от этого жара, сжигавшего ее внутренности! Но мальчик и не думал торопиться. Он медленно, нарочно медленно и легко касался ее тела, раздевал ее, театрально и бережно снимая с нее каждую вещь.

Когда на Саше осталось только белье, замер восхищенно: Александра любила красивое белье, и на ней сейчас был прелестный французский гарнитур цвета спелой вишни, который необыкновенно шел ее светло-золотистой коже; но в данный момент она, право, меньше всего нуждалась в комплиментах.

Ей хотелось самой содрать с себя остатки одежды, и остановил ее не разум, не приличия, не гордость – а врожденное эстетическое чувство. Разыгрывавшийся спектакль было просто невозможно сломать столь выпадающим из стиля жестом, и она смиренно ждала, пока юное божество, вдоволь налюбовавшись ее бельем, неторопливо избавило ее от его пут.

Александра было набрала воздух полной грудью в предвкушении их совместного падения на кровать, но не тут-то было: красавчик играл следующую сцену – восхищения ее телом. Он пожирал ее глазами, он опустился перед ней на колени и смотрел блаженным взглядом снизу вверх, легонько поглаживая ее бедра. Александра не выдержала: поймав его крупные, красивой формы, горячие руки, она положила их себе на живот.

– Тс-с, – прошептал юноша, – тс-с, не будем торопиться… Эти мгновения столь прекрасны…

Саша не знала, что наслаждение можно превратить в пытку. Медленную пытку поджаривания на костре собственного желания. Она содрогалась от каждого прикосновения белокурого красавца, она металась на широкой постели под балдахином, извивалась, стонала, вскрикивала – все было напрасно. Стойкий юноша не торопился, изощряясь все в новых и новых выдумках; но как только он чувствовал приближение ее оргазма, он замирал и сбавлял ритм, а то и вовсе отодвигался, переходя в молчаливое и бездейственное любование ее телом…

Саше казалось, что вся ее личность, глубокая и разносторонняя, сузилась сейчас до простого физического, животного тела, в котором бушевали гормоны; ее внутренний мир, ее интеллект, ее желания и мысли – все переплавилось в горниле плотского вожделения, все превратилось в одну безграничную эрогенную зону, нетерпеливо ожидающую того, кто придет удовлетворить ее звериный зов разгоряченной самки. Явись сейчас сам Тимур, она бы приняла и его…

И Тимур явился.

Ночь упала на город, сузив бескрайний мир до маленькой, освещенной лишь настольной лампой комнаты, в которой сидели сестры. На Саше по-прежнему было изумрудное платье, она все так же сидела за столом, держа в руках давно не нужную пилочку для ногтей. Ксюша за все это время ни разу не встала с дивана, переменив лишь однажды положение ног.

Александра взглянула на часы:

– Одиннадцать, Ксюша. Давай хоть чаю выпьем…

Ксюша охотно поддержала эту мысль. Передышка была нужна обеим.

«Увозить Ксюшу!» Ни о чем другом Реми не был способен думать. При мысли о том, что должно было произойти в дачном спортзале, – и произошло бы, не реши он невзначай следить за Ксюшей! – Реми сделалось так плохо, что скрутило в животе.

– Налей мне тоже… – попросил он Киса. – Коньяку, что ли…

Кис внимательно глянул на него и протянул ему рюмку.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросил он.

– Нет… Сейчас пройдет. Давай лучше поговорим… О чем-нибудь занимающем мозги… Где же искомые документы и кассеты, по-твоему?

– Ты же сам сказал, что голосуешь за дачу…

– Ну да. Эти двое – они что-то скрывают, верно?

– Скрывать-то скрывают… Ну а если просто свое участие в Тимуровой порнухе? Тимур вряд ли доверил им хранение такого компромата!

– И что дальше? – вяло спросил Реми, изо всех сил стараясь не думать об увиденном сегодня.

– А вдруг Тимур поместил все в какую-нибудь камеру хранения? Ищи-свищи тогда по всем вокзалам и аэропортам!

«Нет сомнений, Паша с Барбарой заманили Ксению в ловушку, – не слушал его Реми, против воли возвращаясь к своим болезненным мыслям, – и собрались поставить с ней одну из своих мизансцен… И заснять «развлечения» на пленку. Но вот только зачем? Ясно, у них была какая-то цель! Обычно снимали для шантажа… А Ксюшу-то им чем шантажировать? Неужто все было затеяно только с целью поразвлечься? Нет, нет, слишком сложно, слишком много всего. Для этой цели хватило бы Павла, и черного Рональда не стали бы звать, и чистую кассету не приготовили бы для записи… Тут другое…