Владимир Колычев - Перебиты, поломаны крылья

Он молча стоял у погасшего камина, покручивая пальцами бокал с коньяком, и терпеливо ждал, когда гости разойдутся. Ожидание это и скука читались на лице молодого человека, но, казалось, никто этого не замечал. Ему мнилось, что люди вообще не хотят его замечать – как будто он не хозяин этого дома, а всего лишь симпатичное приложение к нему, а если точнее, то к собственной супруге. Женщины улыбались ему мило, посматривали на него с интересом, но всерьез не воспринимали. Мужчины подходили к нему, запанибратски, но с оттенком небрежности похлопывали его по плечу, но тут же исчезали, потому что им не о чем было с ним говорить.

Для них, для состоятельных и состоявшихся мужей, Илья был выскочкой и неучем. Он был примечательной внешности: высокий, атлетичный, глаза, как черные греческие оливки, французский нос – тонкий, с благородной горбинкой, широкие русские скулы, припухлость еврейских губ. Он нравился присутствующим в доме женщинам, но их мужей – уже немолодых и обрюзгших – это почти не раздражало: они были уверены в том, что Илья не сможет составить им конкуренцию. Все они с высшим образованием, все в бизнесе. У всех есть и жены, и дети, все содержат свои семьи, но никак не наоборот. А Илья в их глазах был всего лишь никчемным красавчиком, которому вдруг улыбнулась фортуна в лице богатой женщины. Он никогда не был альфонсом в прямом значении этого слова, но ему казалось, что друзья и знакомые жены именно так и называют его за глаза.

Что уж говорить о гостях, если сама жена не относилась к нему всерьез, иногда ему даже казалось, что Нила воспринимает его как роскошную, но мебель в собственном доме и занимательную игрушку в собственной постели. Она понимала, что Илья чужой среди ее друзей и знакомых, но вместо того, чтобы приободрить его или утешить, она вела себя так, как будто он и для нее не представлял никакого интереса. Ему было двадцать четыре, ей сорок два, он был красавчиком, в ее же внешности хватало недостатков – грубоватые и не совсем правильные черты лица, нездоровая кожа, пробивающиеся усики над верхней губой. Одевалась Нила дорого и с изыском, следила за собой – над ее лицом работали профессиональные визажисты, одежду подбирали толковые стилисты, тело подгонялось под стандарт ее же собственными стараниями в фитнес-клубах и домашнем спортзале. Словом, выглядела она неплохо, хотя в ее внешнем великолепии можно было заметить фальшивую составляющую. Илья не любил жену, но и терпел ее без принуждения.

Помимо него в доме был еще один молодой человек, который казался инородным телом в общей массе. Только что под ручку с хозяйкой дома по лестнице он спустился в зал, сказал ей что-то и, натянуто улыбнувшись, отошел в сторонку, опустился на диванчик в дальнем затененном углу зала. Посредственного роста, посредственной внешности, одет как многие – обычные джинсы, ничем не примечательный джемперок. Но был в нем некий природный магнетизм, что заставляло относиться к нему с невольным уважением. Выражение лица отнюдь не суровое, но взгляд волевой – как у всякого человека, убежденного в прочности своего «я». Илья немного подумал и шагнул к нему.

Андрей Сизов приходился хозяйке дома двоюродным племянником и на торжество по случаю новоселья был приглашен по чистой случайности. Ехал со службы, зашел в супермаркет, там и повстречал свою тетю, с которой виделся с регулярной периодичностью раз в год – в Радоницу, на городском кладбище, на могилах усопших пращуров. Слово за слово, разговорились, Нила пригласила на праздник, он приехал, о чем сейчас жалел. Тетя показала ему дом, на этом общение с ней закончилось – как ему показалось, к обоюдной их радости. Дом Андрею понравился, но сейчас он был совсем не прочь убраться отсюда. Напыщенные мужи, зазнавшиеся жены – это был чуждый для него круг, другой уровень. Он чувствовал себя здесь лишним.

Илью Андрей знал, слышал историю их с тетей отношений, поэтому не очень удивился, когда увидел его стоящим одиноко в сторонке. Его также здесь не признавали, и он тоже ощущал себя тут пятым колесом в телеге. Но непонятна была снисходительная улыбка на его губах, он подошел к Андрею с таким видом, будто делал ему одолжение.

– Привет, – небрежно бросил он. – Как поживаешь?

– Не жалуюсь.

Диван не был коротким, на нем свободно могли разместиться три человека, но Андрей отодвинулся вправо, точнее, обозначил движение – чтобы собеседник мог сесть рядом.

– Слышал я, что работка у тебя не позавидуешь, – принимая приглашение, сказал Илья.

Андрею было двадцать восемь лет, он работал в следственном изоляторе, сначала простым оперуполномоченным, а последний год – заместителем начальника оперативной части. Ему действительно никто не завидовал, но ему самому работа нравилась. И небрежность Ильи ничуть его не покоробила.

– Каждому свое, – с присущей ему невозмутимостью ответил он. – Кто-то рожден быть банкиром, а кто-то заемщиком, кто-то врачом, а кто-то его пациентом, так и у нас – одни становятся преступниками, а другие рождены, чтобы их охранять …

– Ну да, кто-то рожден садистом, а кто-то мазохистом, – подхватил Илья.

– Я не садист, – усмехнулся Андрей. – Садисты – это те, кто садит. А я не сажаю, я охраняю.

– И что в том хорошего? Грязь, мерзость вокруг. У сантехника – и то работка почище будет.

Илья искренне считал, что Андрей занимается нестоящим делом. Мужчина деньги должен зарабатывать, думал он, совершенно позабыв о том, что сам жил в кармане у жены, ее деньгами и заботами. И кроме как заниматься домом никаких других дел в этой жизни не имел.

– Может быть, но кто-то же должен в человеческой грязи копаться, – пожал плечами Андрей.

– Не знаю, по мне бы – всю эту грязь в землю зарыть, сразу, без суда и следствия.

– А если среди этой грязи есть невиновные?

– О чем ты говоришь! Я же книги читаю, фильмы смотрю, там только говорят, что невиновные. Все говорят, нельзя же всем верить…

– А я всем и не верю. Но точно знаю, что и в тюрьме есть порядочные люди.

– Порядочный человек за решетку не попадет, – мотнул головой Илья.

– Почему ты так уверен? – удивленно приподнял брови Андрей.

– Потому что я, например, порядочный человек. И ничего противозаконного совершать не собираюсь и тюрьмы вашей не боюсь, потому как никогда туда не попаду.

– От тюрьмы и сумы не зарекайся.

– Я и не зарекаюсь. Но в тюрьму не попаду.

– И не попадай, мне меньше работы будет… Мне, наверное, уже пора.

– Тебе далеко?

– На Карла Маркса.

Названная улица находилась на другом конце не самого маленького в стране города, да и до самого Рубежа километра три-четыре. Но Илью не пугала ночная дорога, напротив, он готов был ехать хоть к черту на рога, лишь бы убраться из этого дома, подальше от постылых гостей. И раз уж появился предлог, почему бы им не воспользоваться, решил он и вместе с Андреем вышел во двор.