Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра

– Да.

– Зачем?

– Ты его ненавидишь...

– Да, любить его не за что...

– Ты раньше хотел его убить... И сейчас.

– Чепуха.

– Он очень много про тебя знает. Тебя снова могут посадить, если он вдруг заговорит.

– Если он вдруг заговорит, его признают невменяемым.

– Вот! – одержимо вскинулась Люба. – Невменяемым!.. А кто его таким невменяемым сделал? Ты!

– Бред!

– Мне же говорили, что ты аминазином его колол. Головатый твой говорил. А я, дура, не верила...

– Не было никакого аминазина, – в раздумье покачал головой Тимофей.

Не нравилось ему все это. Сначала воры наехали, теперь вот Елизара убили, и за всем этим Головатый стоит. То воров против него пытается настроить, то жену... Но с ворами понятно, они – сила. А вот Люба какую опасность представляет? Что может она?..

– А что было?

– Не было ничего... Это наговоры все, моя дорогая. Наговоры все... Хотя... Да, я действительно убить хотел. Но ты же просила его пощадить, и я его не тронул...

– Тогда не тронул. А сейчас – зарезал!

– Хватит!

– Скажи, что любишь!

– Люблю...

– Не верю. Мне иногда кажется, что ты никого в этой жизни не любишь, кроме самого себя.

– В церковь сходи, если кажется... И вообще, успокоиться тебе надо...

– Ага, аминазин мне пропиши!

– Давай без истерик! – хлестко сказал Тимофей.

Люба вздрогнула, как будто он пощечину ей влепил.

– Извини, – подавленно пробормотала она.

– Что, извини?

– Несу какую-то ахинею... Можно, я спать лягу?

Утром, уже на трезвую голову, она просила у него прощения.

Варлам судил по Правде и справедливости. Толпа народа перед воротами детинца, посадник на дощатом помосте, виновный на коленях перед ним. Ремесленник убил купца. За смертоубийство полагалась жесткая кара – сорок гривен откупа. Но люди в Ревене живут зажиточно, может, и откупится гончар, если всем миром сложатся.

– Брата он моего погубил, – сказал в свое оправдание ремесленник. – Люди знают, люди видели...

Наблюдающий за ним Тимофей проясненно повел бровью. И Варлам понимающе кивнул. Если убил, чтобы отомстить за отца или за брата, то будешь оправдан. Сам Ярослав Мудрый утвердил такую Правду. По ней и судил Варлам. Ремесленник получил прощение. Но Тимофею не очень это нравилось. Ведь сын убитого купца теперь станет мстить гончару и его родне...

Следующим на помост взошел посадский гридень. Здоровенный детина с круглым открытым лицом и добродушным взглядом. На колени он бухнулся, не чувствуя за собой вины.

Мечом на своего соратника замахнулся. По кабацкому делу с ним повздорил, за меч схватился. Но ударить не ударил. И все равно на суд попал. Варлам думал недолго. Если обнажил меч, но не ударил им – плати гривну...

Суд продолжался, но Тимофей отправился в свои покои. Завтра чуть свет в путь дорогу, князя рязанского с воеводой встречать. Сдержал Голован слово. Все-таки уговорил своего князя заключить мир с Тимофеем. И сам к нему в землю едет. А это очевидное признание силы князя заболонского. Но радости особой нету. Мир – хорошо, признание – еще лучше, но плохо, что рязанский князь может запросить дружину для похода против своих врагов. С одной стороны, есть выгода: воинам нужны походы, тогда и опыт у них будет, и отвага. Ну и корысть воинская – не последнее дело. Но если с другой стороны посмотреть, что если рязанский князь нарочно хочет ослабить заболонское войско? Голован хитер, от него можно ждать любую пакость. Одной рукой рать заберет, а другой войско мордовское на Заболонь нашлет... Нет, не отдаст Тимофей свою дружину рязанскому князю. И повод у него для этого есть – почти год, который он провел в заточении на тюремном дворе...

– О чем задумался, свет мой?

Лада тихонько подступила к нему со спины, нежно обняла руками его голову, грудью прижалась к затылку.

– Да вот, думаю. Варлам суд по Правде вершит. А хороша ли эта правда? Сын за отца должен отомстить, но кровь порождает кровь. Око за око – один род вырезает другой род. Войны нет, а люди гибнут... Меч достал, но не ударил, плати одну гривну, не сорок. Это правильно. Меч сгоряча из ножен можно вынуть. Вынул и одумался. Правильно, зачем человека убивать?

– Стареешь, сокол ты мой ясный, – улыбнулась Лада.

– Я?! Старею?! – удивился Тимофей.

– Все мягче становишься...

– Не мягче, а мудрей.

– Раньше ты бы так не рассуждал. Вспомни себя – если достал меч, то не остановишься, пока не порушишь своих врагов... А за сестру свою как мстил? За меня...

– Раньше я только за себя думал. Сейчас мне за моих людей ответ перед Богом держать.

– Вот уже и о Боге все чаще думаешь.

– Разве это плохо?

– Нет. Но со мной – прелюбодейство, а Бог этого не велит... Скоро ты совсем покинешь меня...

– Нет, – невесело усмехнулся Тимофей. – Дальше грешить будем... Иди ко мне!

Он обхватил Ладу рукой, посадил ее к себе на колени.

– Услады хочешь? – замурчала она.

– Ты же меня не прогонишь?

– Нет. Сама за тобой бегать буду... Вином если угостишь...

– Сразу могла бы сказать.

Тимофей привез с собой из Заболони несколько корчаг с виноградным вином, чтобы князя рязанского приветить. Лада же вино любила. От меда и браги нос воротила, а вино пришлось по вкусу.

Он повелел подать в покои кувшин с вином, сам разлил его по чаркам. Лада выпила, затем села к нему на колени, нежно и страстно обняла...

Потом она подошла к столику, где стояло вино, разлила его по чаркам. Подала ему.

– Добрый нектар.

– Купцы привезли, из Тмутаракани.

– Славное вино...

Тимофей и сам это знал. Ароматное, сладковатое, с легкой терпкой горчинкой. Он осушил свою чарку, закрыл глаза, наслаждаясь вкусом.

– Пей. Закончится, еще принесут...

Он и сам был не прочь упиться. Доброе вино как нельзя лучше подходило для постельных утех. Жесткая медовуха – совсем не то.

– А для князя хватит? – спросила Лада.

– Я твой князь...

– Да, но есть еще великий рязанский князь.

– Ты про меня думай. Я – твоя забота.

– А я твоя забава...

– Не хочешь же ты, чтобы рязанский князь тобой позабавился?

– А ты что, хочешь предложить ему меня?

– Что за вздор ты несешь? – возмутился Тимофей.

– Но я же для забавы создана...

– Кто тебе такое сказал?

– Ты говорил. Да и так ясно. Захар меня испортил, а ты меня подобрал. Как вещь – ненужную, но красивую...

– Что это на тебя нашло? – сердито насупился Тимофей.

– Может, вино пьяное...

– Не пей больше.

– Не буду. Но это же не изменит меня. Как была твоей забавой, так и осталась... И не только твоей? Захар, Федот, ты... Снова ты...

– Голована забыла.

– Нет, не забыла... Не могу его забыть... Я не была для него забавой. Он жениться на мне хотел...

– Почему же не женился?

– Не успел. Ты его прогнал...