Евгений Худяков - Капюшон, фары, пистолет Марголина

– Тварь, – прохрипел Фома, замахнувшись из последних сил ножом на Сухова.

Кирилл лежал на боку, истекая кровью, и трясущейся рукой направлял пистолет в сторону Фомы, пытаясь прицелиться.

Бах! Жирная туша бандита рухнула на пол. В этот раз Кирилл не промахнулся, размозжив череп бывшего союзника.

Кирилл неподвижно лежал на полу и сквозь темную пелену в закрывающихся глазах смотрел на Кристофа, выбегающего из гостиной. Потом он слышал детский плач. Чех успокаивал дочь, звонил по телефону, подбегал к Кириллу, пытаясь замотать ножевые раны, оставленные по всему корпусу.

Вот и девочка появилась в коридоре. Она уже не плачет; смотрит на суетливую беготню отца, все также сжимает в руках плюшевого мишку. Кирилл улыбнулся ей. Страха больше нет. Он уже не чувствовал боль. Ему даже было приятно валяться там, на полу, истекая кровью. Впервые за много лет он почувствовал себя легко и свободно, ни к кому и ни к чему уже не привязанным, или это возникли галлюцинации – ему было абсолютно все равно.

Дверь банной парной распахнулась и сквозь повалившие наружу столбы пара друг за другом выбежали четверо покрасневших как раки мужчин. На ходу они побросали банные шапки на скамью и, отдышавшись, уселись за трапезный стол, накрытый в комнате отдыха. Стол был богат охлажденной водочкой в запотевших бутылочках, селедочкой с зеленым лучком, ароматным мелко нарезанным бородинским хлебушком и парой мисок с салатами. Из радиоприемника, расположенного на стене, тихо играли старые эстрадные песни.

– Хороша банька, господа! Ух, хороша! – воскликнул полковник Мортушко, потирая руки.

– Хороша! Еще как хороша! – вторили ему сослуживцы.

В бане отдыхали офицеры Санкт-Петербургской военной академии. Присутствовали: начальник отдела кадров полковник Мортушко, два его заместителя – подполковники, а также начальник отделения по работе с личным составом – молодой майор Курицын.

Полковник Мортушко пользовался бесспорным авторитетом среди сослуживцев. Он был одним из немногих, кто, находясь на кадровой службе в армейском учебном заведении, являлся ветераном боевых действий.

В начале нулевых молодой Мортушко служил офицером тылового обеспечения в одной из войсковых частей Ленинградской области. Однажды он узнал об очередном наборе военных, желающих откомандироваться для прохождения службы в Северокавказском регионе. В то время, хоть и не так активно, но еще продолжалась Вторая Чеченская война. Мортушко, будучи молодым и амбициозным патриотом, которому наскучило переписывать складское имущество, написал рапорт об откомандировании. В расположении войсковых частей на Кавказе требовались не только бойцы, но и тыловые работники, поэтому рапорт Мортушко был удовлетворен.

Так он и оказался на военной базе под Хасавюртом – в зоне проведения контртеррористической операции. И хотя сам Мортушко за три месяца пребывания в военном расположении ни в одном бою не участвовал, по возвращению получил-таки удостоверение ветерана боевых действий и безмерное уважение среди сослуживцев. Строить дальнейшую карьеру боевой офицер отправился в Санкт-Петербургскую военную академию. На новом месте службы никто не знал, где конкретно на Кавказе был Мортушко и чем занимался, поэтому он вполне мог выдумывать небылицы о том, как смело бился с боевиками среди свистящих пуль и взрывающихся снарядов, за что и получил по возвращении орден и пару медалей. Но этого совесть ему делать не позволяла. Хоть ему и не довелось побывать в бою, он достаточно успел пообщаться с бойцами, оставшимися кто без рук, кто без ног. Некоторые из его сослуживцев вернулись на Родину в цинковых гробах, а иные – попали в плен, где и закончили свою короткую жизнь, пребывая в рабстве и ночуя в сырых ямах. Это наложило на Мортушко горькое чувство вины за то, что ему посчастливилось избежать того ада, в который попали тысячи молодых ребят, многие из которых – не по собственной воле.

Мортушко не слыл большим хвастуном и, возвратившись, никогда в дальнейшем не врал сослуживцам и не приписывал себе несуществующих заслуг. Но и о том, что ни в одном бою не принимал участия, тоже предпочитал не рассказывать. «Пусть думают, что хотят, – так считал Мортушко. – Чем меньше о себе рассказываешь, тем больше они сами додумают». Так и служил Мортушко в военной академии и никогда больше не строчил рапорта на командировки в Северокавказские регионы, даже после окончания Второй чеченской войны.

– Наливай! Кого ждем? – обратился Мортушко к майору Курицыну, кивнув головой на запотевшую бутылку водки.

Майор прибыл в баню к своим сослуживцам чуть позже, так как задержался на службе. Полковник с заместителями к его приходу уже успели раздавить одну бутылку на троих.

Курицын был самый молодой и самый стройный из всех присутствующих, еще не успевший отрастить достаточно круглый живот, чтобы не выделяться из окружения. Недавно назначенный на должность начальника отделения по работе с личным составом, он еще не заматерел в роли строгого командира, продолжая порой распускать фамильярные отношения с подчиненными и даже с курсантами, за что периодически получал объективные замечания со стороны непосредственного руководства.

– Я пока не буду, – замялся Курицын, разливая водку по рюмкам. – В баню трезвым люблю ходить. Еще попаримся пару раз, и сразу присоединюсь к вам, – как бы оправдываясь, добавил он.

– Ты смотри, – засмеялся полковник Мортушко, – прям как Сухой заговорил. Тот в бане вообще не пил.

Мортушко поднял рюмку, и оба заместителя последовали его примеру.

– Выпьем за нас, ребята, за службу нашу, за офицерскую честь. На всех нас возложены обязанность и ответственность. Мы – кузница кадров для российской армии. На нас равняются молодые курсанты – будущие офицеры. Хоть и не в десанте, но никто кроме нас! Будем!

После того, как офицеры опустошили рюмки и закусили бутербродами с селедкой, один из замов полковника Мортушко задал вопрос:

– А Сухой, это кто?

Полковник нахмурил брови.

– А ты Сухого не застал что ли? – ответил он. – Ну да, вы ж все после пришли, я один тут аксакал остался. Не слышали что ли ни разу про него? Интересный человек со сложной судьбой. В бане тоже никогда не пил и других к тому агитировал. Расскажу вам про него, слушайте.

Служил в нашей академии Сухов такой, Кирилл звали. Начинал он карьеру в спецподразделениях, был снайпером. В горячих точках с ним не встречался, но за него много знаю, что стрелял отменно и в военном деле был профи каких поискать. Молчаливый был, как все профессиональные снайпера. Удивительные люди, встречал таких на Кавказе – в расположении маются, ищут угол потише, а потом уходят в лес на позицию и сидят там по несколько дней, им там проще, в одиночку. Ну и Сухой из таких же был: спокойный как удав, молчаливый, но рассудительный, – уж если доверится тебе, то собеседником будет интересным. Читал он много, особенно историю любил, а еще компьютеры да технику изучал, технологии там всякие современные… Сухой – так мы его звали – в двух чеченских кампаниях участвовал, ветеран боевых, наград иконостас, но опытом своим никогда не кичился. Скромный мужик был да и семьянин отменный. Жил здесь, в Питере, с женой и сыном. Я с его семьей познакомился, когда он к нам в академию попал. Образцовая семья была: сын учился хорошо, жена любящая, всегда его поддерживала, ждала из командировок. А оказался Сухой у нас из-за ранения. Ему взрывом глаз повредило – служба снайпером была для него закончена. Врачи комиссовать хотели, да попросили за него люди сверху, понизили ему группу медицинскую так, чтобы мог он здесь, в академии, служить. Вот он у нас инструктором по огневой и устроился.