Ли Мейсон - В последнюю минуту

Аллан с опаской предположил:

— Наверное, Эвертону поручили спровоцировать тебя на драку, Шиппи, и это очень скверно. Кол не отличается силой и выступает только тогда, когда за ним стоит кто-то авторитетный. У тебя с ним раньше ничего не было?

— Я впервые вижу этого человека, — лаконично ответил Перкинс и больше не возвращался к этому разговору.

На следующий день они опять встретились с Колом Эвертоном и его приятелем. Те, как обычно, сидели у стены. Когда троица приблизилась, повторилось то же, что и накануне, Эвертон с силой плюнул в сторону Перкинса, но на этот раз перед тем, как плюнуть, злобно сказал:

— Перкинс, ты мерзавец, я раздавлю тебя, как клопа! Удивленный Шиппи молчал. Рассерженный человечек, развернув узкие плечи, закричал в бешенстве:

— Я убью тебя, Перкинс, убью! Я все знаю, все!.. Шиппи сделал шаг вперед. Насмешливо посмотрел на Эвертона.

— Меня предупредили, чтобы я немного потерпел. Но сейчас... Пойдем-ка, ты мне все объяснишь, или проглотишь свой дурацкий язык!

Реакция Эвертона была неожиданной. Он подпрыгнул, как обезьяна, и его длинные руки с невероятной силой вцепились Перкинсу в горло.

— Я задушу тебя, проклятый гад, чтобы ты больше не смог обмануть ни одной девушки, как мою невесту. Ты мне заплатишь жизнью! — кричал он.

Пальцы разъяренного Кола Эвертона, как тиски, сомкнулись на шее Перкинса, и его лицо побагровело. Чтобы избавиться от этих клещей, а он уже начал задыхаться, Шиппи не нашел ничего лучшего, как схватить Кола правой рукой за нос и с силой сжать так, что того перекосило от боли.

Отчаянный вопль вырвался из его сжатых губ, руки инстинктивно разжались, а Перкинс изловчился и нанес сильнейший свинг слева. Эвертон обмяк, как шар, из которого выпустили воздух, а потом упал на землю. Перкинс набросился на полуживого противника и начал его жестоко добивать. А потом быстро нагнулся и что-то незаметно вынул у Эвертона из кармана брюк.

Вдруг раздался властный голос Ральфа Ньюмена:

— Что здесь происходит, мерзавцы?! А ну, прекратить! Пока Перкинс и Эвертон дрались, вокруг них образовался небольшой кружок зрителей. Все забыли о приказе, запрещающем собираться больше трех человек. К черту правила! Наплевать на любое наказание! Когда еще они смогут увидеть такое увлекательное зрелище?! Ньюмен вместе с другими надзирателями ударами резиновых дубинок разогнал толпу. Тюремный двор опустел.

— Ну, успокоились, наконец? — злобно прошипел Ньюмен.

Перкинс и Эвертон, бледные, молча стояли перед ним. Остальные надзиратели с суровыми лицами окружили нарушителей, угрожающе поигрывая дубинками.

— Кол, объясни, что произошло? — сердито спросил Ньюмен.

Человечек бросил уничтожающий взгляд на Перкинса:

— Этот подонок пытался — приучить мою невесту к наркотикам, — прохрипел он, — мне сообщил друг во время свидания. Когда я сказал Перкинсу, что с ним сделаю, он начал насмехаться надо мной. Я разозлился, — и — мы подрались. Все.

— Ты нарушил режим, Кол, — сурово произнес Ньюмен.

— Мне все равно, — пробормотал "взбешенный Эвертон. — Не успокоюсь, пока не отомщу этому мерзавцу.

Кол опять попытался наброситься на Перкинса, но один из надзирателей успел схватить его за воротник.

— Хватит, Эвертон, или я тебя двину как следует — пригрозил он.

Но Кола двинул не надзиратель, а Шиппи. Его нога в остроносом ботинке вонзилась Колу в живот с такой силой, что тот отлетел в сторону и распластался на земле, издавая страшные вопли и проклиная всех предков Перкинса. Ральф Ньюмен на сей раз не церемонился. Он размахнулся и опустил резиновую дубинку на правое плечо Шиппи. Тот упал на колени и согнулся.

— Пат, Роберт, возьмите с собой Кола, — приказал Ньюмен своим спутникам. — Бэд и я займемся другим. Потом пойдем к начальнику тюрьмы, чтобы тот распорядился запереть этих подонков на недельку в карцер. Пусть там успокоят нервишки.

Через час Шиппи Перкинс и Ральф Эвертон уже сидели в карцере. Туда их отвел все тот же Ральф Ньюмен.

Карцер находился в подвальном этаже тюрьмы. Через маленький глазок в двери тюрьмы надзиратели могли следить за тем, что делают узники.

На следующий день Ньюмен закончил дежурство и передал его Рэю Гриффиту, простоватому парню из Калифорнии, так любившему свою работу, что ему даже удвоили жалованье.

Еду заключенным готовили на тюремной кухне и, разумеется, прескверно. Через окошко в двери подносы передавали внутрь камеры.

Эвертон очень удивился, когда сменившийся Ньюмен открыл дверь его камеры.

— Я уж подумал, что хоть недельку отдохну от твоей рожи, Ньюмен, — сказал Кол с издевкой в голосе, — но, наверное, мне придется любоваться на нее до самой смерти. Молю Бога, чтобы он отправил тебя ко всем чертям, когда ты, наконец, оставишь меня в покое.

— Будь ты проклят, Эвертон! — пробормотал разгневанный надзиратель.

Он резко повернулся к двоим заключенным, которые разносили подносы с едой.

— Оставьте жратву на полу и ждите меня у четвертой камеры, хочу сказать несколько слов этому мерзавцу.

Глаза Ньюмена сверкали от злости так сильно, что заключенные почувствовали холод в спине и поспешили выполнить приказ. Они увидели, как надзиратель вошел в камеру, и секунду погодя услышали звуки ударов и отчаянные вопли.

— Сам напросился, — прошептал один.

Второй толкнул товарища в бок, чтобы тот замолчал, и оба, довольно ухмыляясь, отошли подальше.

— Вы пока идите, ребята, — сказал Ньюмен. — Думаю, что этот подонок не будет ко мне в претензии за свои ребра. А то придется преподать ему еще один урок!

Когда через полчаса заключенные зашли к Эвертону за подносом, они увидели, что тот сидит на краю койки, закрыв лицо руками. Однако удары палками не лишили его аппетита — от еды ничего не осталось. Никто из них не мог видеть, как Кол, едва закрылась дверь камеры, тут же занялся странным делом. Он извлек из-под матраса буханку хлеба, которую ему принесли вместе с едой, и аккуратно надломил ее. Потом вытащил оттуда алюминиевую трубку сантиметров двадцати длиной и трех в диаметре, отвернул винтовую пробку и высыпал содержимое. Глаза Эвертона лихорадочно заблестели, когда он увидел крошечную чернильницу и множество различных перышек, похожих на зубочистки, пластмассовую линейку, должным образом подписанный банковский чек, потом другой, такого же формата, но чистый, также три четвертушки просмоленной бумаги и листок с машинописным текстом. В течение нескольких минут Кол смотрел на все это с восхищением, как на сказочные сокровища. Затем, придя в неудержимый восторг, провел трясущимися пальцами по всем этим предметам, как будто не верил своим глазам. Глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя, и прошептал: