Андрей Троицкий - Бумер-2: Большая зона

– Ты пойми, – обращаясь к Дашке, сказал Кот, – я сам через многое прошел. Друзей потерял, на том свете побывал. Меня упаковали на пятнашку. Думал, все, жизнь кончилась...

Кажется, Дашка его не слушала.

– Если бы я раньше Кольку выкупила... – с болью в голосе сказала она.

– Не думай больше об этом, – ответил Кот. – Я догадываюсь, какой жизнью ты живешь, какие дела крутишь. Не мне все это говорить, хреновый из меня учитель. Но я Колькино письмо столько раз прочитал, что наизусть его выучил. Он писал: "Только перед смертью понимаешь, что мы заблудились в этой мишуре. И забыли, что самое главное, что у нас было, – это жизнь и свобода. Я очень люблю тебя сестренка. Хочется, повернуть время назад и все исправить. Но нельзя...". Это его слова. А ты делай выводы. Потому что у тебя есть шанс выбраться из этого дерьма и забыть все плохое.

– Может быть, – Дашка, вытащила из сумки паспорт и справку об освобождении, передала их Коту, – Тебе Коля свою жизнь подарил. Ну так и живи вместо него, раз уж так выпало. И меня прости, ведь это я на тебя Китая навела.

– Да я уж догадался, – кивнул Кот.

– Прощай. – Дашка повернулась и быстро зашагала к машине.

Кот, прикурив сигарету, смотрел ей вслед, надеясь, что Дашка передумает и вернется или хотя бы оглянется. Но она не оглянулась. Хлопнула дверца, заработал движок: Дашкин "скалик" тронулся с места и через минуту пропал за поворотом.

Услышав голос Ильи, Кот обернулся, поднялся с камня и зашагал к избе, еще испытывая слабость в ногах и легкое головокружение, будто врезал натощак неразбавленного спиртяги. Из дома вышли тетя Кира и Ленка. Ей очень нравился Кот: расставаться с ним не хотелось. Она подумала, что такой интересный мужчина в этих краях, пожалуй, больше не нарисуется.

– Может, останешься? – Илья поправил на голове картуз из искусственной кожи с блестящим козырьком. – Куда тебе торопиться? Кто тебя ждет? Поживи хоть до осени. Будем на моторе вместе ходить.

– Поеду, – покачал головой Кот. – Чего судьбу искушать. Один раз чуть было не утонул. Второй раз пробовать не хочется.

– Ну, дело хозяйское, – Илья протянул Костяну старый рюкзак. – Тут харчи на дорогу и белье. И вот еще.

Он вытащил из кармана пиджака несколько купюр, завернутых в обрывок газеты, сунул в руку Коту.

– Денег тебе собрали на первое время.

– Спасибо, родной.

Кот шагнул вперед, обнял Илью. Плечи у него были такие худые, что старый пиджак болтался на них, как на вешалке.

– Куда хоть едешь-то?

– Честно, дед, не знаю.

– А за Дашкой своей не побежишь? Сестрой твоей ее назвать у меня язык не поворачивается. Никак не пойму, что она за человек.

Кот, не ответив, сунул деньги в карман штанов. Что тут скажешь? У него такое же ощущение. Но после того, как она уехала, даже не оглянувшись, на сердце такая тоска, хоть волком вой.

– Кира тебя подбросит до автобусной остановки на своей "ниве", – сказал Илья. – Ну, а дальше ты уж сам. До вокзала бы довезла, но у нее смена в поликлинике.

– Садись в машину, утопленник, – Кира взяла у Кота легкий рюкзак и распахнула дверцу.

Кот добрался до вокзала после полудня, помотался возле касс, долго стоял перед расписанием поездов, вчитываясь в названия городов: Краснодар, Москва, Саратов, Нижний Новгород... Звучит красиво. Но, если задуматься на минуту, нигде, ни в одном населенном пункте, будь то большой город или маленький поселок на краю земли, его никто не ждет. Разве что мать в Москве. Но на мать он мог посмотреть только издали, к ней нельзя подойти на улице, позвонить в дверь и сказать: "Здравствуй, мама. Я вернулся".

Если менты уже ищут его в Москве, то возьмут, скорее, в парадном, когда он будет подниматься по лестнице на третий этаж. Может быть, в Питер махнуть? Там живет одна подруга, с которой у него когда-то намечался роман. Впрочем, все это пустое. Столько лет прошло. Подруга наверняка выскочила замуж, родила ребенка. У нее есть муж и домашняя собачка. Или рыбки в аквариуме. Бродяга вроде него в эту идиллическую картину никак не вписывается.

Еще есть один кореш в Ярославле по имени Сашка и по кличке Горбатый. Кликуху он получил за то, что всегда держал спину очень прямо и еще играл в баскетбол до тех пор, пока на него не надели стальные браслеты. Этот точно жив и на свободе. С делами он завязал. В письме, которое Горбатый прислал на зону, он писал, что устроился работать в автосервис, зарплата по московским понятиям плевая, пару раз в кабак сходить. Но он не вешает носа, копит каждый грош, чтобы открыть собственное дело. Возможно, ему помогут получить ссуду в банке, тогда он быстро раскрутится, его автомастерская станет лучшей в городе.

Костян встал в кассу и, когда подошла его очередь, предъявив паспорт, взял место в плацкартном вагоне. Что ж, Ярославль не самое плохое место, чтобы перебиться, переждать трудные времена. И Горбатый, наверняка, найдет ему хоть какую работу в автосервисе.

Кот еще четверть часа болтался по душному залу, представляя себя сидящим в смотровой яме. На нем грязный комбинезон и засаленная кепка. Он с остервенением крутит какую-то ржавую гайку с сорванной резьбой или сливает отработанное масло. Хоть води экскурсии и за деньги показывай работящего парня с чистой совестью. Воображение подкидывает ему следующую картинку:

Появляется группа солидно упакованных туристов во главе с тщедушной гидессой в золоченых очках. Она показывает на Кота ладонью и говорит: "Господа, хозяева жизни, вы, привыкшие к дорогим иномаркам, женщинам шаговой доступности и коллекционным винам, вы только взгляните на этого видного мужчину. Перед вами уникальный человек, который обрел счастье в тяжелом физическом труде, а не в пьянстве, разврате и бессмысленной погоне за деньгами..."

Коту стало грустно. Еще несколько минут он разглядывал расписание поездов, задерживая взгляд на конечных пунктах их следования. Дорог много, но ни одна из них никуда не ведет. Или наоборот, ведут в никуда? Надо глотнуть пива и подумать еще немного, ехать в Ярославль или выбрать другое направление. Сдать билет еще не поздно, ведь до отправления два часа с хвостиком.

Кот вышел из здания вокзала, глянув на свое отражение в зеркальном стекле витрины. Да, такому мутному типу вряд ли предложат сняться для обложки глянцевого журнала. С ним в один трамвай не всякий сядет. Тяжелые пыльные башмаки, коротковатые брюки, из-под которых виднеются неопределенного цвета носки. Плюс поношенный пиджак, слишком тесный, явно с чужого плеча, бумажная рубашка в красную клеточку и мешок с харчами.

Солнце разогрело асфальт, как сковородку, на другой стороне площади собирался какой-то митинг леворадикальной молодежи, участников из-за жары было немного, красные знамена уныло повисли. Патлатый пацан в майке с изображением Че Гевары что-то прокричал в матюгальник. Раздались хилые аплодисменты и свист.