Владимир Чванов - Сенсаций не будет

В командировку пришлось выехать неожиданно. Преступление было исключительным по жестокости. Утром нам сообщили кое-какие подробности, но зацепок не было, и мы знали, что работа предстоит тяжелая.

Моим соседом по купе оказался невысокий, поджарый мужчина средних лет в хорошем темном костюме и модном кремовом вязаном джемпере. Кивком он заменил обряд дорожного знакомства, сел рядом и деловито развернул «Литературную газету». Я глядел на унылые деревья и по заголовкам статей старался определить, что заинтересовало соседа. Похоже было, что он застрял где-то в середине второй тетради. Я не удержался и заглянул в газету: действительно, сосед одолевал большой судебный очерк.

– Тоже интересуетесь? – усмехнулся он и опустил газету. – Правильно делают, что пишут о судебных разбирательствах.

– Торжество справедливости?

– Не только. Скорее – сознание того, что, слава богу, изолирован еще один подонок.

– Я читал этот очерк. Разве речь идет о подонке?

– Хорошенькое дело! Кто ж он, по-вашему, пай-мальчик, который нечаянно избил и сделал инвалидом нехорошего дядю?

– Между пай-мальчиком и подонками есть еще и другие категории людей…

– Людей – да. Но он-то уже к людям не может относиться. Совершив такое, он автоматически выбыл из их категории, и общество обязано применить к нему суровые санкции.

– Какие именно?

– Самые жесткие. Те, которые создают обществу гарантии безопасности.

– Тюрьма?

– Да, и тюрьма.

– Тюрьма не лучший способ перевоспитания.

– И не нужно их перевоспитывать! Пустая трата сил. Знаете, как волка ни корми… Нужно только надежно их изолировать – раз и навсегда.

– Раз и навсегда? Жестокость – ненадежная защита…

– Ну уж это бросьте. По-вашему, доброта лучше? А вы, видимо, тоже из этих… – Он ткнул пальцем в страницу и насмешливо процитировал: «Жестокостью не победить жестокость». Какая эффектная фраза! Хотел бы я знать, куда побегут все эти альтруисты, если жестокость обрушится в один прекрасный день на них? Тоже станут искать мотивы, смягчающие обстоятельства.

– Но ведь мотивы поступков действительно бывают разные. И обстоятельства, ведущие к преступлению, тоже. И закон это учитывает. Я, например, знаю трагическую историю о том, как тихий, интеллигентный человек столовым ножом убил любовника своей жены. Этот любовник, здоровый, крепкий парень, цинично и безнаказанно измывался над ним. И все это в присутствии соседей и близких.

– Это – особое дело, и не о таких делах речь. Вы только посмотрите, что позволяют себе все эти длинноволосые юнцы! А мы только рассуждаем, почему они такие несдержанные?! Считается, что мерзавец бьет вас по физиономии, потому что хочет самоутвердиться – ему-де не объяснили, а он не понимает, как это делать иначе. А если я не хочу, чтобы на моей физиономии самоутверждались? Поверьте, повеет от общества суровостью – пропадут все эти «необъяснимые» штучки. А сейчас никто ничего не боится. Пропал страх перед наказанием. Даже суровым. Вот здесь пишут, что и избил он вроде бы потому, что жизнь с детства к нему теневой стороной оборачивалась, на пути встречались сплошь плохие люди. Так что же, простить его поэтому, что ли? Хороши мы будем, если завтра все, к кому жизнь не тем боком поворачивается, за ножи схватятся! При чем здесь плохие люди? Сейчас принято миндальничать с этим народом, особенно с молодежью. Они на нас – с ножом, а мы против них – с разговорами. К совести и чести призываем…

– Что же вы предлагаете?

– А ничего нового. Вспомним старое. Знаете, наверное, как в древности ворам руку отсекали на площади? Навсегда отбивали охоту к легкой наживе. Надо, чтоб человек с детства знал и помнил: пощады не будет! И никаких обстоятельств! Украл в первый раз – клеймо на теле на всю жизнь. Украл во второй – отрубать мизинец или даже кисть целиком. Ну, а в третий попался – платись головой. И информацию – в газеты, чтоб все знали.

– Зачем же в газеты? Не лучше ли на площади, публично, и палач чтобы в красной рубахе?

– А вы напрасно иронизируете. Тех, кто по натуре разболтан, в узде будет держать только страх перед неминуемой расплатой.

– Жизнь свидетельствует об обратном. Страх еще никого не держал в узде. Зло порождает только зло.

– Как же, по-вашему, бороться с преступностью? Проповедями?

– И проповедями. Если действительно желаешь человеку добра, рано или поздно он поймет это, поверит и пересмотрит свое отношение к жизни.

– А если это произойдет слишком поздно?

– Понимаю вас. Так вот, чтоб этого не было, нужно предупреждать преступность, как принято говорить, заниматься профилактикой преступности. Особенно среди подростков.

– Банально. Да и за всеми не уследишь.

– Конечно, если считать, что профилактикой должна заниматься только милиция. Но ведь нужно понять, что борьба с преступностью – дело всех, и профилактика – тоже наше общее дело.

– Ерунда! Избавиться от преступности помогут лишь жесткие меры! А мы все хотим быть добренькими: с каждым по душам, с каждым разбираться почему да отчего! Вот и с этим парнем так. – Он откинул газету в сторону, и она привычно сложилась пополам. – Теперь, когда человека инвалидом сделал, спохватились: а где раньше были?

– Так раньше ведь он не избивал?

– Не избивал. Но видите – и не побоялся избить. Что таким чужая жизнь? Теперь у него и адвокат известный, и психиатр его проверяет: здоров ли, а то вдруг аффект? Истреблять таких надо, как бешеных собак, тогда и другим неповадно будет!

– Всех истреблять?

– Всех, кто грабит, насилует, убивает.

– Так ведь одних уничтожим – другие подрастут. И их истреблять?

– А я вижу, вы тоже добренький. Только такая доброта однажды может стоить жизни мне или моему сыну. Да и вам тоже.

– Скажите, если вдруг, черт дернет, и вашему сыну захочется, как вы говорите, самоутвердиться на чьей-то физиономии, тогда как быть?..

Наверное, не стоило мне этого говорить. Неожиданно покраснев, он встал, грозно надвинулся на меня и, ударив ладонью по столику, выкрикнул:

– Вы думаете, что говорите? Не смейте проводить параллель! Мой сын так не поступит! Он не так воспитан! Вы слышите? Он никогда не станет хулиганом, вы слышите, не станет!

…Я вышел в тамбур. Мне было жаль, что разговор закончился вспышкой гнева и обиды. Я хотел продолжить его и убедить соседа, что преступлений без причин не бывает и для того, чтобы победить преступность, надо бороться с причинами и обстоятельствами, ведущими людей к преступлению. Об этом говорит и закон, и жизнь подтверждает это. Но, к сожалению, разговор у нас не состоялся: мой сосед понимал вещи слишком упрощенно и, убежденный в своей правоте, не желал взглянуть на них иначе. Я сожалел, что так вышло. Через несколько часов нам предстояло расстаться, вероятно навсегда, и досадно было думать, что я не успел поколебать ошибочность и категоричность его суждений.