Ильгар Ахадов - Однажды в Москве. Часть I

Как бы то ни было, когда старик заткнулся, среди оппозиционно настроенной части родственников Джулии больше не нашлось столь харизматичного лидера. Спартак Манучаров упорно молчал и не вмешивался. Зато Артур и его жена Гаянэ активно выступили в пользу нашего с Джулией брака и других зарядили. Мол, хватит, все мы люди в конце концов, знаем, что есть Баку и кто есть бакинцы. После некоторого обсуждения – притом являющиеся в большинстве бакинские армяне перетирали тему на “родном” русском – все обратили взоры к непосредственным предкам Джулии и постепенно замолкли.

Самвел Манучаров еще долго молчал, уставившись в пустоту. Казалось, он эти разговоры и не слышал. Наконец Роза локтем осторожно коснулась его руки, выводя из оцепенения. Он глубоко вздохнул, чуть ли не по очереди рассмотрел сидевшую за столом родню и заговорил:

– Почти все мы, дорогие мои родственники, собраны в этом чужом городе по злой воле старушки-судьбы и объединены не только кровными узами, но и общей бедой, сплотившей нас еще крепче. Сегодня перед нами тяжелая дилемма – принять этого молодого человека в лоно нашей семьи или нет? Парадокс заключается в том, что душа наша радуется и ликует, человек этот из родной нам бакинской среды, вырос перед нашими глазами и является дорогим намного раньше этого дня. А разум отвергает даже саму мысль об этом, как кощунственную. И вы знаете, почему.

Мы с его отцом были большими друзьями. Наши жены были ближе родных сестер. Я не помню ни одного вкусного обеда, которым не делились. Всегда один и тот же казан возвращался то к нам, то к ним, обязательно наполненный вкусным, ароматным блюдом. И мы даже не помнили, чей этот казан.

Сегодня я не общаюсь с его отцом. Моя жена не общается с его женой. И мы не делим больше хлеб-соль. Наши народы воюют. Нас выгнали из родных домов, из нашего прекрасного города. Сотни тысяч азербайджанцев столкнулись с такой же участью. Если на небе есть Бог, а я верю, что он есть, то те слуги Дьявола, придумавшие эту муть, ответят за свои проступки. До седьмого колена будут прокляты их потомки, настолько велик грех их деяний!

Но вот теперь сын этого моего бывшего друга, теперешнего… “врага”, пришел свататься к моей дочери. Без благословения родителей, без родственников, без соблюдения наших обычаев. Как бездомный, безродный юнец… Бог свидетель, не такого счастья я желал своему единственному чаду…

Но моя дочь любит его! Как не страшно осознать, и мы относимся к нему как к родному… Что делать? Как быть? Я у вас спрашиваю, люди добрые, ответьте мне. Не хочу один нести на плечах это тяжелое бремя ответственности…

Наступившее долгое молчание было красноречивым ответом неопределенности в душах этих людей. Сжимая кулаки, я в душе проклинал судьбу, сыгравшую со всеми нами такую злую шутку. Подняв глаза, я внимательно рассмотрел полные тревоги лица Джулиных родителей…

– Раз ты нас собрал, Самик, значит, уже сделал выбор, – это сказала печальным голосом школьная подруга тети Инны, – зачем себя обманывать? От того, что мы примем Рафаэля в нашу семью или нет, он не перестанет быть азербайджанцем. Так пусть помнит, что он и бакинец. А главное, всегда, при любых обстоятельствах пусть постарается оставаться человеком. Ведь там, куда для всех нас приготовлен билет в один конец, неважно кто ты будешь – азербайджанец или армянин…

Сынок, сегодня мы где-то с радостью, где-то с тревогой и печалью в душе доверяем судьбу нашей кровинки Джулии в твои руки. Вопреки всем предрассудкам, обстоятельствам, перешагнув через пролитую безумцами кровь… Береги ее. Не обижай. Пусть святая Дева Мария сама хранит вас от невзгод… – она, не торопясь, перекрестила нас с места. – Инна, Самик, Роза, благословите детей! Не сидите, как на похоронах…

– Джулия, джана, иди к нам, – с радостью в глазах проворковала тетя Инна в сторону спальной комнаты. – Сядь рядом с женихом. Гаянка, подай сладкий чай… Благословляю… – она перекрестила Джулию – та тихо пришла и села рядом. По инерции старушка хотела и меня перекрестить, но рука ее замерла в воздухе и медленно опустилась.

– Благословляю, – сидя, прошептал дядя Самвел, не поднимая глаз. – Будьте счастливы…

Роза разрыдалась и обняла нас.

– Откройте шампанское, какой чай? Вах!.. – это шумно заявил Размик Аллахвердян. – Артур, сынок, включи музыку! Я хоть по принципиальным позициям против, но тоже благословляю, раз ничего не поделаешь… А он, ей-богу, мне нравится, – старик обратился к рядом сидящим. – Клянусь Аствацом, у него ничего туркского нету, настоящий ариец-армянин. Даже нос нащий. Ну, почти… – тут, встретившись с моим мрачным взглядом, он гладко ушел от скользкой темы. – Теперь-таки я могу пригласить Люсечку? Такая радость, а она сидит в холодной машине и вспоминает мою маму. Где наша армянская гостеприимность?..

Выпили сладкий чай и шампанское открыли. Под родные всем бакинцам песни Боки поднялись бокалы и полились поздравительные речи. Люди в один миг переменились. Сбросив с плеч груз раздумий, все присутствующие – и стар, и млад – предались веселью. Словно лента времени прокрутилась назад в прошлое. Будто не было войны и последствий. И находились мы не в холодной и чужой Москве, а в Баку, в нашем теплом дворике в поселке Кирова…

Какие черные

Глаза у ней,

Какие нежные

Глаза у ней,

Какие чистые,

И лучистые,

И прекрасные,

Глаза у ней!

Какие чистые,

И лучистые,

И прекрасные,

Глаза у ней…

“Господи, как мало надо людям для счастья…”, – задумался я, одевая кольцо невесте, у которой и так лучистые глаза засияли ярче, чем камушки на обручальном. – “Крыша над головой, хлеб насущный и вера в светлое будущее, насколько призрачным оно не казалось бы…”

Я розы алые

Дарю тебе,

И свет, и солнышко,

Дарю тебе,

И эту радугу,

На небе звездочку,

И эту песенку,

Дарю тебе.

И розы алые,

И в небе звездочку,

И эту песенку,

Дарю тебе…

“Господи, дай мне силы…” – попросил я мысленно Верховного, когда Джулия надела и на мой палец кольцо и вновь засверкала прослезившимися от счастья глазами. Этот миг, этот ее взгляд я уже никогда не забуду. Он запечатлелся в моем сознании навеки и, наверное, последнее, что промелькнет, когда оно навеки погаснет…

Длинный замолчал. После, бесцеремонно отобрал бутылку у Арзумана – тот намеревался наполнить его рюмку – и приложился к ней через горлышко. Беспомощно наблюдая, как емкость стремительно теряет содержимое, мы начали просыпаться от гипнотического воздействия, вызванного текстом рассказчика.

– Что ты делаешь, придурок?

Это мрачно спросил Арзуман у Бакинца, который стал за спиной Длинного и начал чего-то выискивать.