Михаил Черненок - Киллеры не стареют

– Как?

– Грибы в траве шарила, и как черт меня в бок кольнул. Вскинула голову, а метрах в двадцати амбал в омоновском наряде между березок на корточках сидит! Не долго маясь, крюк по кустам обогнула от греха подальше да – на тропу. В самое то время Геннадия Никифоровича встретила.

– Его подкарауливал амбал, что ли?

– Хрен знает, кого он там хотел застукать, но понятно, что не со мной в прятки играл.

– Что дальше произошло?

– Я тебе уже рассказывала… – Люба остановилась у дверей магазина. – Соловья баснями не кормят. Шуруй в лечебницу за бутылкой.

Кухнин достал из бумажника деньги:

– Иди сама покупай.

Борщевская обернулась быстро. Выйдя из магазина с поллитровкой, она внезапно предложила:

– Толя, не ради пьянства – здоровья для, заглянем на минутку в мою хату. Стопочку хлебну, и потопаем к тебе.

– Ты же после стопки окосеешь, – хмуро сказал Кухнин.

– Плохо обо мне думаешь. Опохмеливаясь, я умом светлею, и память восстанавливается.

– Хлебни здесь.

– Я не алкашка, чтобы из горла на улице глотать. Пойдем, Толя… Такую драму расскажу, у тебя волосы дыбом встанут.

– По пьянке ты наплетешь!

– Да, чтоб же под первым же фраером…

– Не клянись, пошли, – резко оборвал участковый.

По пути к Любиной хате стараясь не прервать разговор, Кухнин спросил:

– Ты вообще-то знала Руслана Мамаева в лицо?

– Никогда его не видала. Только от Федота слышала, будто младший сын служит в какой-то горячей точке.

– А почему Федот держал сына под замком, не знаешь?

– Меня не интересовало, кто там, у деда Федота, в берлоге залег. Как-то спросила старика, чего, мол, замок с дверей не снимаешь и на постоянное жительство в бане пристроился? Он промямлил в том роде, что, дескать, ключ от замка потерял. Короче, затемнил дед на хрен надет.

– И давно Федот потерял ключ?

– Через день или через два, как Геннадий Потехин к родителям приехал.

– Значит, Руслан появился у отца почти за неделю до происшествия в лесопосадке?

– Ну, если судить по времени, как Федот бросил выпивать и замкнул избу, то получается так. Я замечала, что он кого-то кормит в избе. Колбасу стал покупать килограммами, хлеба по две булки. Да и в потемках какой-то омоновец у него во дворе шастал… – Люба помолчала. – А баба, сгоревшая с Русланом, кто?

– Пока не опознали, – увильнул Кухнин. – Драму-то когда расскажешь?

– Чо тебе приспичило? Вон уж хата моя видна. Освежу память и нарисую ужас в подробностях…

Подойдя к своей усадьбе, Борщевская привычным пинком опрокинула «прилагательную» калитку, выдернула щепку из дверного пробоя и вместе с Кухниным вошла в затхлую избу.

– Ну и запах у тебя тут, – поморщившись, сказал Кухнин.

– Думаешь, зря мухи дохнут. Щас сквозняк проветрит, – как ни в чем не бывало ответила Люба и кулаком распахнула жалобно звякнувшие створки оконца.

Пластмассовый стаканчик водки она выпила такими жадными глотками, как изнуренный жаждой путник пьет в знойный день студеную воду. Вместо закуски, которой на столе и в помине не было, глубоко втянула носом воздух, энергично выдохнула и, словно спохватившись, уставилась на засиженный мухами маршальский портрет. Сделав виноватую гримасу, усмехнулась:

– Извини, полководец, забыла «будем здоровы» сказать.

– Ты не с ним, со мной говори, – присаживаясь возле стола на перевязанный проволокой стул, сказал Кухнин.

Борщевская села с другого конца стола. Синюшное лицо ее заметно порозовело. Обхватив ладонями початую бутылку, Люба сокрушенно покачала головой:

– Драма в лесопосадке произошла – страшнее некуда.

– С чего все началось? – поторопил участковый.

– С пустяка. Встретившийся мне на тропе Геннадий Никифорович сильно торопился на электричку. Когда попросила у него на «лекарство», отмахнулся. Но уж если я чего решила, то добьюсь обязательно. Потянулась за ним. В конце концов он не вытерпел. Остановился у березок, где я видела сидевшего на корточках амбала, и отсчитал мне на бутылку. Только спрятал лопатник в карман – Кабсдох деда Никифора к нам галопом прискакал. Геннадий Никифорыч стал уговаривать кобеля, чтобы вернулся домой, а тот ластится к нему и поскуливает. На мои уговоры пес тоже – ноль внимания. В какой-то момент за березками что-то хрустнуло. Кобель вздыбился и пулей – туда! Там сразу вроде бы пробки из шампанских бутылок полетели: бух-бух-бух!.. Псина взвизгнул и затих. В тот же миг из-за березок высунулся амбал с вылупленными зенками и заводил наганом то на Геннадия, то на меня, как будто выбирал, кого из нас замочить в первую очередь. Я окаменела крепче статуи, а Никифорыч в одно мгновение подскочил к киллеру и, пока тот, хрен моржовый, чикался со своим шпалером, со всего маху кулаком ему в челюсть – тэрц! Потом сразу под дых – хэк! Потом еще по морде – тэрц! Что дальше началось – вспоминать страшно… – Люба зябко передернула худенькими плечами. – От такого побоища у меня до сих пор мурашки по спине бегают.

– И чем это кончилось? – спросил Кухнин.

– Моим галопом. Я так чесанула, что самую малость не проскочила мимо винного магазина.

– Почему прошлый раз мне этого не рассказала?

– Не отважилась. Думала, за найденный шпалер в ментовку потянешь. А мне в ваши застенки совсем не хочется.

– Не Потехин научил тебя такое сказать?

Борщевская уставилась на участкового:

– Я выпила, а ты закейфовал, что ли?.. Да, с той поры, как усвистела из лесопосадки, Геннадий Никифорыч на глаза мне не попадался.

– Он уехал в тот вечер на электричке?

– Не знаю. Может, амбал одолел его да зарыл в укромном месте…

Люба будто от расстройства вознамерилась налить еще стаканчик, однако Кухнин строго сказал:

– Не гони лошадей. Так и грибы не донесем куда надо.

– Чего мы с ними носимся, как черти с писаной торбой? Забирай ведро и отваливай.

– Не нарушай договор.

– Дерну стопарик и закаюсь.

– Управимся, тогда дернешь.

– Ну, блин горячий… Хочешь, забавный случай расскажу?

– Не хочу.

– Ты вначале послушай. В поезде дело было. Мужик зашел в купе и улегся на верхнюю полку. Следом заходит породистая девка. Закрывает дверь на ключ, садится к столику и зубами срывает с поллитровки флажок. Выпила стаканчик, закурила. Потом оприходовала еще стакан. Удивленный мужик спрашивает: «Тебя как звать?» Она в ответ: «Зачем звать. Допью бутылку и приду».

Кухнин усмехнулся:

– У тебя все случаи на бутылке завязаны.

– У кого что болит, тот про то и говорит. Теперь можно выпить?

– Нельзя.

– Низя, низя… – по-детски передразнила Борщевская и сделала умоляющее лицо. – Не строжись, Толя, я тебе финку подарю.

– Что за финка?

– Отменная!

– Покажи.

– Покажи да покажи свои новые пажи… – Люба поднялась из-за стола. Возле потрескавшейся плиты стала на четвереньки и по самое плечо засунула руку в узкий простенок. Недолго пошарив там, вытащила нож с обоюдоострым лезвием и черной пластмассовой рукоятью. Словно полюбовавшись им, протянула Кухнину: