Виктория Падалица - Хозяин иллюзий

Фархад вздохнул. А потом коснулся моих плеч.

– Я просто хотел семью, Айша. Хотел, чтобы ты поскорее ко мне привыкла. С чего бы мне отдавать своих детей в эту преступную херню, кишащую наркоманами и шлюхами?

– Ради "Иллюзии". – высказала я своё предположение, которое сидело во мне годами. – Чтобы она никогда не прекращалась.

– "Иллюзия", как игра изжила своё. Её структуру давно пора было взорвать. Надеюсь, что Джамал одумается и закончит то, что начал. Но подозреваю, что игра умрет тогда, когда умрет он. Это единственное, что ему удалось удержать, но не в первозданном виде, как хотелось бы ему. Давай спать. Ещё мы об этом перед сном не говорили…

У меня не было оснований не верить Фархаду. А плохие воспоминания, всплывшие в памяти, пришлось насильно вытолкать из головы, чтобы их место заполонили приятные мысли.

– Ты везешь нас к своей матери? – я вновь повернулась на спину. – Расскажи о ней немного.

Мой вопрос озадачил Фархада. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. А после Фархад улёгся на подушку.

– Не знаю, что тебе рассказать о ней. Мы мало общались. Сама с ней поговоришь. Когда приедем. А сейчас дай поспать.

– Ладно. Спокойной ночи.

– И тебе, Айша. Пусть тебя хранит Аллах.

Фархад чмокнул меня в шею и, уткнувшись носом в волосы, моментально уснул.

А я же, вытаращив глаза на его руку, обнимавшую меня, ещё долго не могла заснуть.

Меня переполняли эмоции.

– Фархад? Ты спишь? – спросила я через какое-то время.

Ответа не последовало. Лишь монотонное сопение рядом с ухом.

И хорошо, что Фархад спал.

Потому что мне приспичило сказать ему кое-что, что рвалось из души и о чем бы я завтра пожалела.

Вместо слов признаний я просто прижалась щекой к его руке и легонько, чтобы не разбудить, коснулась губами расслабленных пальцев. Потом осознала, что поспешила с выводами и признаниями, и ещё раз поцеловала туда же, и чуть не заплакала при этом.

Фархад мне очень дорог. Но я не хочу афишировать свои чувства так рано. Пусть он пока что не знает об этом. Мало ли, как повернётся будущее…

Тем более, Фархад может мне не поверить.

Конечно, я сама была удивлена столь стремительному развитию симпатии к Фархаду. И что я как-то резко изменила к нему отношение после эмоциональной встряски, и позабыла, скольких человек он лишил жизни. И уже не так пугает, что он тот ещё зверь по своей природе, который привлекал меня и влюблял в себя с каждой прожитой минутой, ничего для этого не делая.

Эти слепые чувства к Фархаду, которые заполонили мозг и сердце, очень меня тревожили. Рассудок искренне недоумевал, как так случилось, что я стала типичным примером пациента со Стокгольмским синдромом, который влюбился в того, в кого не следовало.

Но одно я чётко понимала. Та реакция, которая сработала не после секса, а в результате постепенного превращения лютой ненависти к Фархаду в противоположное, сильное, всепоглощающее чувство, росла и крепла внутри меня. Более того, эта реакция стала необратимой.

Я терлась об Фархада, как кошка, и уже не представляла, что когда-то смогу возненавидеть его обратно. Он – тот незаменимый элемент, помимо детей, без которого моё сердце не будет функционировать в полном объёме. Но я не скажу ему об этом. По крайней мере, сейчас. Я должна заручиться уверенностью в том, что наши чувства взаимны.

Отдых за пределами автодорог протекал неимоверно кисло. А я рассчитывала совсем на обратное, но приходилось довольствоваться тем, что есть, и оттого – вешаться от скуки.

Фархад отсутствовал большую часть времени. Первую неделю нашего пребывания в гостях у Абдуризы, он возвращался к точному времени, когда нужно было купать детей перед сном. Ну а после того, как укладывали их спать, мы с ним искали новые сексуальные впечатления, пробуя заниматься любовью в разных местах и на разных поверхностях.

Ну и, помимо приятной шалости, поболтать мы могли спокойно, ведь никто не отвлекал. Правда, о том, где пропадает, Фархад распространяться не спешил. И каждый раз, когда я спрашивала, он уходил от темы.

Но для меня его присутствие рядом уже принималось за счастье. Поэтому я каждый день ждала наступления вечера, ведь именно вечером начиналась моя активная жизнь, полная радостных моментов и ласковых поцелуев.

Само собой, я быстро привыкла к тому, что должна ждать Фархада каждый день и каждый час. Покорно сидеть и ждать, больше ни о чём не думая. Ведь он придёт, и тогда я буду не одинока. Тогда я почувствую, что любима.

Но эта беззаботность в наших, едва зародившихся чувствах продлилась слишком недолго.

Всю вторую неделю я практически не видела Фархада. Приходил он поздно ночью, сильно уставший, ложился спать, а рано утром опять уходил, ничего не говоря при этом. Ни когда вернётся, ни куда он ходит и где время проводит, я не знала. И некогда было спрашивать. Мы практически перестали разговаривать.

С другой стороны, Фархаду заметно легчало. Дело упорно двигалось к выздоровлению.

И хоть это не могло не радовать, мне всё равно было тяжело и скучно находиться одной.

Одиночество теперь было для меня равносильно суровому наказанию. Лучше бы плёткой отстегал или матом накрыл, чем так – молчанием убивать и терзать неизвестностью, где и почему он пропадает целыми днями.

Поскольку иного способа отвлечься не было, основную часть времени я, предоставив детям мультики в неограниченном количестве, проводила на кухне. И тоже за телевизором, но тот был не таким большим, как в зале.

Таращилась в новости, не пропуская ни одной программы и искренне радуясь тому, что полиция сбилась со следа. Они полагали, что мой похититель умудрился каким-то чудом скрыться за границей, но никакими сведениями о его местонахождении не руководствовались. Так, предположения одни выдвигали и устрашали мирное население, чтобы то сотрудничало со следствием и не покрывало особо опасного садиста.

А после новостей начиналась утомительная эпопея мыльных опер. Я выискивала их по каналам и глазела в экран вплоть до наступления вечера, отрываясь лишь на неотложные нужды и на то, чтобы покормить детей. Мне почему-то не хватало собственных драматичных переживаний – жизненно важно было и от чужих поплакать и пострадать.

Ненадолго, дважды в день, я выходила с детьми за пределы дома, чтобы погулять во дворике. Но это происходило тогда, когда Сияра закрывала собак. Я видела из окна, как она загоняла их в вольер, чтобы не мешали ей заниматься огородом или подметанием двора, и пользовалась случаем.

Очень хотелось мне поглядеть на весеннюю цветущую природу южных местностей близко и понежиться под теплым солнышком, которого очень не хватало, пока пряталась на севере. Я привыкла к теплу, выросла в тепле, и теперь понемногу обретала себя прежнюю.