Ростислав Самбук - Нувориш

Леся пошевелилась и открыла глаза. Увидев Григория, счастливо улыбнулась, и Коляде снова стало немного стыдно. Но вспомнил суровый взгляд Луганского и его категорический приказ не возвращаться с пустыми руками: погладил Лесю по оголившемуся плечу и нежно поцеловал в щечку.

– Гуд монинг, радость моя, – щегольнул знанием английского, хотя этим, пожалуй, и исчерпывался его словарный запас. – Как спала, золотко?

Девушка смотрела выжидательно, и Григорий, пересилив себя, добавил:

– Моя любимая…

Леся сразу вспыхнула и как бы засветилась вся, а Григорий подумал: вся эта сцена не стоит и ломаного гроша. И все же, должен сыграть свою роль до конца. Помрачнел, сдвинул брови, изображая волнение и даже душевную боль: все это не могло пройти мимо внимания Леси, и она с тревогой спросила:

– Что с тобой, милый?

Григорий поморщился, но ничего не ответил. Однако Леся не отступила:

– Что тебя мучит?

– А-а… – чуть ли не простонал, – маленькие неприятности.

– Я хочу знать о тебе все.

«А фигу с маслом… – хохотнул в душе Коляда и в самом деле скрутил под подушкой фигу. – Так я перед тобой и открылся…»

– Влип в одну историю, – начал неопределенно, – и не знаю, как выпутаться.

– Расскажи.

Григорий подумал: хочешь – не хочешь, а придется хоть немного приоткрыть карты. От Лижина до Ребровицы – раз плюнуть, час езды, и Леся все равно узнает об их делах: когда почистят вагоны или контейнеры. Следует повязать и ее, чтобы не навела милицию на его след. Хотя таких, как он, в Киеве тысячи, а глупенькая девчушка до сих пор думает, что он из Ребровицы. Пусть думает, да и вообще было бы классно, если бы менты заподозрили местных ребровицких парней.

– Такое дело, – начал неуверенно, – решили наши ребровицкие хлопцы побаловаться на железной дороге. То есть сделать ревизию в вагонах: что везут и куда… А я с ними повязан.

Девушка сразу поняла – что к чему.

– Нет, – возразила, – ни в коем случае. Сядешь. А я этого не хочу.

– И я почему-то не хочу, – усмехнулся Коляда. – Но они меня к стенке приперли. Понимаешь, работать в потребкооперации и не запачкаться ну, никак невозможно. И я у них на крючке. Хоть там, хоть тут, а сгорю ярким пламенем.

– Нет никакого выхода?

– Не вижу.

– А ты повинись, – посоветовала Леся, – ведь чистосердечное раскаяние…

– Так лишь проклятые менты твердят. Чтобы мы, лопухи, уши развешивали.

– Может, и так, – согласилась Леся, – и все же…

– С вагонами может и обойтись, – оптимистически заявил Коляда. – Не пойман – не вор.

– Но ведь опасно.

– Конечно, однако нет выхода, – Григорий придвинулся к девушке, потрепал ее по щеке и продолжил: – Хотя… Может, ты согласишься…

– Для тебя сделаю все и с радостью.

– Такое дело, – проникновенно зашептал Григорий, – если мы раз или два в тех вагонах пошуруем, милиционеры даже и не спохватятся. А хлопцам навар нужен. Понимаешь, нам пустые контейнеры чистить ни к чему. Вот я и подумал: ты же знаешь, что из Лижина везут, в каких контейнерах и вагонах. Сообщишь мне, чтобы парни зря не возились.

Подозрение мелькнуло в Лесиных глазах.

– Ты!.. – выдохнула. – Может, ты только для этого?.. И вчерашний ужин, и разные слова?..

– Любимая, – решительно запротестовал Григорий, – ты же умная, очень умная, неужели не поверила мне?

Девушка свернулась клубочком, ей было легко и уютно под боком у Григория, хотелось верить лишь в хорошее и справедливое, а Григорий так нежно прижался к ней и такую искренность излучали его глаза, что ее подозрения испарились, бесследно исчезли, и Леся сама устыдилась своих черных мыслей.

– Все будет хорошо, я сделаю, что скажешь, но только ради тебя!

Коляда перевернулся на спину и потянулся: теперь можно было расслабиться.

– Не сейчас, – сказал. – Это дело не горит. – Ведь Луганский предупредил, что начинать можно через неделю или дней через десять. – Я наведаюсь на той неделе. – Сел на кровати, достал кошелек, – скажи, любимая, сколько тебе платят в товарной конторе?

– Много. Пятьдесят тысяч ежемесячно. Григорий отсчитал пятьдесят тысячных купюр.

– Вот тебе, дорогая. Купи что-нибудь.

– Такие деньги! – ужаснулась Леся.

– Бери, бери, это только аванс. Разбогатеем – озолотим.

– Стыдно.

– Купи себе хорошее платье. Или кофточку.

Леся представила себя в платье, которое видела в коммерческом ларьке. Около ста тысяч, она даже испугалась, глянув на цену, а теперь, кажется, ее мечта осуществится. Да и вообще, с появлением этого красивого и ласкового парня вся жизнь ее круто изменилась. Разве сегодняшний день похож на вчерашний? Вчера еще все шло по накатанной и до деталей выверенной дороге: утренний невкусный завтрак, опостылевшая работа, презрительные или сочувственные взгляды коллежанок, вечно шепчущихся за ее спиной о парнях – кого удалось охмурить, кого – бросить, с кем переспать; домашние хлопоты, магазинная суета, улучшившееся настроение, если удалось наскочить на масло или яйца – и такая круговерть из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год.

И вот появился он, высокий, синеглазый, с открытым приветливым лицом – даже белокурая Наташка, первая красавица их отдела – чуть сознание не потеряла, увидев Григория – это Леся заметила сразу: как Наташка уставилась на Коляду, как зарделась, как занервничала, как изогнулась над столом, стараясь привлечь его внимание, а он и глазом не повел, потому что сразу заинтересовался ею, Лесей – недаром же в народе говорят: не родись красивой, а родись счастливой.

Да, сегодня она счастлива. Сегодня все хорошо, сегодня ничто не может испортить ей настроение, даже домашние неурядицы.

Леся соскочила с кровати, стала перед зеркалом. Довольно улыбнулась. Кто сказал, что она дурнушка? Завистливые сестры и нахальные коллежанки. А он растянулся на кровати, вроде бы еще окончательно и не проснулся – вероятно, таких по пальцам можно пересчитать даже в самом Киеве, – смотрит на нее влюбленными глазами, и надо сделать все, чего только пожелает, лишь бы удержать его.

Как она будет выглядеть в новом платье? В шелковом платье с диковинными цветами и желтыми листьями? Наденет это платье завтра же и, конечно же, попадет под перекрестный огонь изумленных взглядов сослуживиц: умрут от зависти. Ну и пусть, решила Леся, не пожалев ни одной из них.

Представила себе, как схватится за сердце красавица Наташка, как закружится у нее голова, подогнутся ноги в узорчатых колготках, стройные ножки, на которые она с удовольствием променяла бы свои, как смертельная бледность разольется по ее лицу, – эта картина не ужаснула ее, наоборот, даже потешила.

Да, повезло ей! И откуда взялся этот Григорий. Появился, как царевич в сказке из какого-то неведомого далека, или как былинный богатырь, запомнившийся ей по картине художника Васнецова и воплотивший в себе, по ее разумению, все лучшие мужские качества…