Ростислав Самбук - Миллион в сигаретной пачке

– Бобырь.

– Нет, – покачал головой Хаблак, – не встречались. Капитан еле удержался от улыбки: все-таки чудесно иметь дело с женщиной. Этот Бобырь приложил столько усилий, чтобы хоть как-то замести свои следы, потратился на билет для Рогатого, не пошел на встречу с ним в столовую, не сел на теплоход, догоняет его поездом или самолетом, и все, как говорят, псу под хвост: после бокала шампанского женщины действительно становятся болтливыми…

Сказал, потерев лоб:

– Устал я сегодня.

Очевидно, это покоробило Таню, но как же еще мог он поступить: не идти же в ее каюту? Девушка сухо бросила:

– Спокойной ночи! – и застучала каблучками по палубе.

Хаблак прошелся мимо каюты Рогатого. Окно не светилось – значит. Романика все же укротил Осташевича. Капитан сел на носу теплохода, подставив лицо свежему ветру. Теплоход шел по Каховскому морю, берегов не было видно. Усеянное звездами небо отражалось в воде, звезды купались в Днепре и не гасли…

Таня с Толиком кормили чаек. Они стояли на корме и бросали хлеб. Чайки летели за теплоходом тучей, с криком ныряли в воду, хватали хлеб в воздухе – вся эта суетня нравилась Тане. Она бросала хлеб высоко, на него кидалось сразу несколько чаек, они толкали друг друга, хлеб падал в воду, где его уже ждала самая смекалистая из них птица.

Девушка раскраснелась. Она смеялась и что-то восклицала, а Толик снисходительно смотрел на нее сверху вниз, как смотрит взрослый человек на шаловливого ребенка.

Теперь Хаблак точно знал, что Толик – Анатолий Васильевич Бобырь, работник одного из киевских районных промторгов – участник пьянки в кафе «Эней».

Все сходилось: высокий, черный, пучеглазый, как описывала его официантка Нина: А главное, на указательном пальце правой руки поблескивал большой перстень с синим камнем. Этот перстень Хаблак хорошо видел – ведь он сидел в нескольких шагах от Толика и Тани, в ресторане на корме, за шторой, чтобы девушка не заметила его.

С утра было пасмурно, но налетел порывистый ветер, разогнал тучи. Ветер лохматил светлые волосы Тани, она зябко ежилась, хотя была в шерстяной сиреневой кофточке с широким воротником, спадавшим чуть не до высокой груди, девушка умела одеться, знала, что ей идет и подчеркивает ее достоинства.

Бобырь, как и сказала Таня, сел на теплоход в Запорожье. Но перед этим успел переброситься несколькими словами с Осташевичем. Рогатый сошел по трапу гордо, помахивая своим портфелем, будто был не обыкновеннейшим вором, а по крайней мере начальником главка. Немного позади за ним шел почетный эскорт в составе Романики и его помощника.

Бобырь остановил его на площади у пристани. Отозвал в сторону, сели на скамеечку в тени, и Толик начал расспрашивать Осташевича. Романика стоял в нескольких шагах от газетного киоска, искоса поглядывая на Рогатого. Тот отвечал односложно, очевидно, общество Толика ему не очень нравилось, к тому же, вероятно, Бобырь скоро узнал, что Осташевич застал Булавацкого уже мертвым, потому что кивнул Рогатому, встал и направился к теплоходу.

Таня стояла на палубе и смотрела, как Бобырь разговаривает с Осташевичем. Убедившись, что тот пошел в город, помахала Толику рукой, и они сразу вошли в каюту.

Пока «Вячеслав Шишков» проходил через шлюзы порта имени Ленина, Хаблак имел возможность связаться с полковником Каштановым. В порту его ждала машина, через четверть часа капитан уже был в областном управлении внутренних дел, поговорил по телефону с полковником и располагал получасом для осмотра города.

Они проехали по центральному проспекту Запорожья, работник городского уголовного розыска показывал столичному коллеге достопримечательности главной улицы. Хаблак смотрел на ярко желтую тучу, стоявшую где-то на подступах к городу, и представлял, как льется сейчас раскаленный поток металла на «Запорожстали» или на титано-магниевом комбинате: он никогда не видел, как варится сталь, а ему так хотелось побывать у мартенов.

Но машина уже остановилась на площади, и в порту загудел теплоход. Хаблак встрепенулся – неужели «Вячеслав Шишков»? Однако его белый красавец еще только входил в порт. Подождав, пока он пришвартуется, капитан смешался с толпой пассажиров и незаметно вернулся на корабль. Теперь он был заведующим небольшого промтоварного магазина на Куренёвке – Павлом Олеговичем Кухаренко, и единственное, что тревожило его, помнит ли Таня, как во время знакомства назвался своим настоящим именем? Правда, она была тогда навеселе, кроме того, всегда можно выкрутиться: мол, вы не поняли, Сергей – мой друг, который сошел в Запорожье.

Через полчаса после отплытия Хаблак заглянул в радиорубку, радиста предупредили еще в порту, он ждал Хаблака и вызвал Киев. Дежурный угрозыска сообщил капитану, что Анатолий Васильевич Бобырь ведает в промторге снабжением, ему тридцать два года, окончил торгово-экономический институт, раньше работал заместителем директора универмага в пригородном поселке, разведен, имеет пятилетнего сына, прописан на Оболони в квартире жены, но фактически там не живет – снимает комнату где-то в Отрадном.

Бобырь с Таней не выходили из каюты до утра. Потом позавтракали в ресторане и теперь кормили чаек.

Хаблак вышел на палубу и сел на скамейку под окном каюты второго класса. Держал в руках журнал, но не читал, любуясь днепровскими видами. Отдыхал и совсем позабыл о Тане и Толике с большим перстнем на указательном пальце. Но все же, увидев их, уставился в журнал – надеялся, что девушка первой заметит его и представит Бобырю – не должен быть назойливым, инициатива знакомства пусть лучше принадлежит Тане. Они едва не прошли мимо него, но девушка заметила Хаблака и задержала Бобыря.

– Как отдыхали? – спросила она из вежливости, и, не дождавшись ответа, объяснила: – Наш попутчик и твой коллега… – запнулась, и Хаблак обрадовался – она не помнит его имени.

Капитан протянул руку.

– Кухаренко Павел Олегович.

– Анатолий. – Бобырь не назвал свой фамилии и Хаблак понял его. – Таня говорила, что вы из торговли.

– Да, заведую магазином на Куренёвке. Галантерея, трикотаж, сборная солянка.

– Солянка – это хорошо, – одобрил Бобырь и посмотрел на Хаблака, как старшина на новобранца – все же занимал важную должность в торге и стоял на ступеньку выше.

Хаблак сделал вид, что не знает профиля работы Толика. Ведь он действительно мог забыть беглое упоминание его подруги.

– А вы по какой линии, – спросил он, – продовольственной или промтоварной?

– Райпромторг, – ответил тот неопределенно. Немного подумал и, наверное, решив, что скрывать нет смысла, прибавил: – Печерский.

– У Василия Павловича! – изобразил радость Хаблак, потому что действительно знал директора торга.