Клод Файар - Клоун умер на манеже

– Не иронизируй! Ты отлично меня понял. Ты ведь и сам понимаешь, что схожесть некоторых обстоятельств поможет нам.

– Конечно, именно на это я и рассчитываю. Но говорить, что дело простое…

– А я тебе повторяю, что оно несложное! И на него можно было посадить какого-нибудь новичка. Нет нужды бросать на него нас двоих! Тем более, что мне придется оставить дело Раймона, а я веду его с интересом. А это – для новичка! Достаточно собрать все алиби и сопоставить их. К тому же какая зацепка с самого начала! Уже есть двое подозреваемых: Жан де Латест и Жан Рейналь, поскольку оба они отсутствовали в зале как раз в то время, когда было совершено убийство!

– Ты забыл мадам Лора!

– Да, верно, и мадам Лора! Все возможно!

– Возможно! Все возможно! А вот я пока еще в полном неведении, и именно поэтому дело уже привлекает меня!

– Фантазер! Кстати, что хотел сказать шеф своим напоминанием о полугоде? Какая разница, совершены ли эти преступления с промежутком в полгода или в год?

– Не знаю, но, вероятно, за этим что-то кроется…

Около цирка уже, как обычно в подобных случаях, толпились зеваки, пришедшие взглянуть на стены, за которыми случилось что-то необычное. Два полицейских стояли у входа. Ошкорн и Патон назвали себя. Одновременно с ними вошел Джулиано.

– Ну как, господа, нашли преступника?

– Да, и представьте себе, его зовут Раймон Буйон! Сбитый с толку, Джулиано вскинул глаза на Ошкорна. Потом он расхохотался.

– И правда, я совсем забыл, что вчера вечером давал показания комиссару. В любом случае, – продолжал Джулиано, – Раймон Буйон может быть абсолютно спокоен. Ведь в то самое время, когда совершалось убийство, он находился под надзором полиции!

– Дорогой друг, – самым серьезным тоном ответил ему Ошкорн, – мы, полицейские, народ особый, мы не полагаемся на то, что лежит на поверхности. Все верно, вы сидели рядом с нами, но кто знает, кто знает…

Жан де Латест, предупрежденный о приходе инспекторов, вышел им навстречу и провел в кабинет дирекции. Неподалеку от кабинета толпились несколько человек, вполголоса разговаривали. Какой-то молодой человек сидел на табурете и. казалось, был погружен в глубокое раздумье.

«Паль, наверное, – подумал Ошкорн. – Он так же красив в жизни, как и на сцене».

В отдалении особняком стояли молодые мужчина и женщина и тихо беседовали.

«Преста и Людовико, – отметил про себя Ошкорн. – А кто же мне говорил, будто Преста относится к воздушному гимнасту с насмешкой? Скорее наоборот, она слушает его с большим интересом».

– Что новенького со вчерашнего вечера? – спросил Жан де Латест. – Ничего по-видимому! Как вы просили, я позвал наутро Престу. Людовико, контролера, с которым вы вчера уже беседовали, месье Луаяля – я хочу сказать, месье Серве – десять униформистов и конюхов… Остальные придут после полудня, как вы распорядились.

– А мадам Лора?

– Мадам Лора будет тоже после полудня.

– Вы могли бы попросить ее приехать ровно к двум часам? – спросил Ошкорн.

Пока Жан де Латест набирал номер телефона, Патон подошел к Ошкорну.

– Почему так точно – ровно в два?

– Я потом тебе объясню.

Мадам Лора не оказалось дома, и Жан де Латест попросил, чтобы ее соединили с ним, как только она появится…

Патон сел, Ошкорн остался стоять. Он отошел в сторонку и прислонился к стене возле стеллажа, сунув руки в карманы. Время от времени он позвякивал мелочью в кармане, что всегда выводило из себя Патона.

Подождав, когда Жан де Латест, положив трубку, повернется к нему и окажется в свете лампы, он неожиданно спросил его:

– Мне говорили, месье де Латест, что Людовико влюблен в Престу, а она относится к нему с насмешкой. Но сегодня утром я заметил, что они вполне ладят! Что вы на это скажете?

Жан де Латест едва заметно стиснул челюсти. Чуть-чуть. Потом пожал плечами и повел рукой:

– Преста так переменчива…

– Мы теряем время, – оборвал их Патон. – Может, приступим?

Ошкорн улыбнулся. Он-то уже давно «приступил»!

– С кого вы желаете начать? – спросил главный администратор.

– А почему бы не с вас? – спросил Патон.

Он встал и пересел в кресло, в котором некогда сидел месье Бержере.

– Это ваш кабинет?

– Нет, это кабинет Штута. По крайней мере так считалось, ведь Штут почти не занимался административными делами. А мой кабинет рядом.

Жан де Латест был довольно симпатичным малым. Однако иногда его взгляд вдруг становился пристальным и жестким. Но лишь на одно мгновение, и тут же главный администратор вновь выглядел приятным и беспечным.

Левая рука у него безвольно висела. Во время следствия по делу Бержере он рассказал о несчастном случае, который сделал его калекой.

Патон добросовестно задал ему те же самые вопросы, которые уже задавал при расследовании первого преступления, совершенного в Цирке-Модерн. И снова Жан де Латест рассказал о своей актерской карьере, оборванной несчастным случаем. Именно тогда один из друзей рекомендовал его месье Бержере, и тот предложил ему пост главного администратора цирка, где сам он был директором. Жан де Латест повторил алиби, предъявленное им и шесть месяцев назад: во время убийства он, Жан де Латест, находился в своей ложе, и не один.

– Короче, вчера точно так же, как и в прошлый раз?

– Точно так же.

– Вы присутствуете на всех представлениях?

– Нет, только по пятницам, когда мы показываем новую программу. Правда, полностью программа у нас меняется раз в две недели, но каждую неделю мы вводим новые номера. И я должен убедиться, что публика хорошо принимает их.

– Во время убийства месье Бержере вы выходили из ложи?

– Да, я прошел за кулисы проверить, все ли в порядке. – А вчера вечером вы тоже выходили?

– Да, вместе с журналистом, я вам о нем рассказывал. Мы зашли в мой кабинет, он хотел выбрать фотографию Престы для своего репортажа.

– Но он вас покинул, вернулся в зрительный зал раньше, чем вы.

– Нет, это я его покинул, пошел в комнату, где хранятся архивы. А когда вышел оттуда, меня перехватил один из конюхов, повел взглянуть на больную лошадь. Когда же я вернулся в свой кабинет, Жана Рейналя там уже не было. Потом я еще побродил за кулисами… Спросите наших людей, они наверняка подтвердят.

– Что вы знаете о преступлении?

– Ничего, господин инспектор, я видел то же самое, что и вы, ведь вы тоже находились в зале. Видел, как выехала коляска Штута. Как и вся публика да и как вы сами наверняка, я поддался обману, был убежден, что Штут жив и здоров. Я понял, что произошла драма, только тогда, когда увидел, что из раны брызнула кровь, ведь по сценарию этого не должно было быть!

– Когда вы были за кулисами, вы не заметили, чтобы кто-нибудь крутился возле уборной Штута?