Михаил Черненок - Иллюзия жизни

– Андриян Петрович, а у Царькова не было «заскоков», когда он называл себя непризнанным гением Федором Разиным? – вставил вопрос Слава. Заметив на лице Пахомова недоумение, тут же добавил: – Так он назвался кладбищенскому сторожу накануне своей трагедии.

– Федором Разиным? – уточнил старик.

– Или Дразиным. Сторож толком не расслышал.

– Сторожит кладбище, кажется, Митя Чибисов?

– Да, Митрофан Семенович.

– Я с ним в автохозяйстве работал. Он же глухой, как чурка. Говорит, Федор Дразин?…

– Да, так.

– Федор Дразин… – задумчиво повторил Пахомов и через несколько секунд хлопнул ладонью по коленке. – Это ж наверняка Теодор Драйзер!..

– Какая связь между поэзией и прозаиком Драйзером? – удивился Голубев.

– Никакой связи нет. Это шутка пенсионера Моментовича. Жил на нашей улице мой ровесник, бывший адвокат. До революции его мамаша была кухонной служанкой у венценосной семьи последнего российского монарха. На основе ее воспоминаний адвокат настрочил роман о Николае-втором. Опус получился, прямо сказать, неважнецкий. Ни одно издательство не взялось его напечатать. Сидели мы как-то вечерком с незадачливым романистом на этом крылечке и обсуждали свои неудавшиеся судьбы. Неожиданно Гоша Царьков появился. Моментович сразу: «Еще один непризнанный гений! Теодор Драйзер!». Царькову эта фраза втемяшилась в голову. Иногда Гоша вспоминал ее ни к селу ни к городу.

– Не предвидел я такого оборота, – признался Слава. – Считал, что под этим скрывается нечто серьезное.

– Как заметил некогда Эдгар По, мудрость должна полагаться на непредвиденное, – голосом доброжелательного наставника сказал Пахомов.

– В нашей работе, Андриян Петрович, непредвиденного хоть отбавляй. Случай с Царьковым вообще – темный лес…

– Преступники, Вячеслав Дмитриевич, распоясались от безнаказанности. Живем точно по Марксу: «Того, кто украл булку, посадят в тюрьму. А тот, кто украл железную дорогу, будет выбран в парламент».

Голубев перечислил несколько версий гибели Царькова, но Пахомов назвал их несостоятельными. По словам старика, долгов ни больших, ни малых – у Гоши не было, так как оплачивала его «самиздатовские» книги София Михайловна – женщина умная и не зловредная. На рэкет она не жаловалась, хотя Андриян Петрович, беседуя с ней о разгуле преступности, задавал такой вопрос. Личных врагов, которые могли бы свести какие-то счеты, покладистый Царьков не имел. Если же участковому Кухнину кто-то из Гошиных посетителей показался уголовником с растопыренными пальцами, так это предвзятость, вызванная чрезмерной подозрительностью Анатолия, который в каждом незнакомце видит потенциального преступника.

– Кухнин – опытный сотрудник милиции. Предвзятостью он не грешит, – возразил Слава.

– Значит, ошибается, – упрямо сказал Пахомов. – Наверное, Максим-толстый попал к нему на подозрение.

– Кто это такой?

– Книжный продавец. Фамилию не знаю. Месяц назад Гоша в разных газетах и по местному телевидению дал объявление: «Требуются молодые люди для реализации книг. Оплата пятьдесят процентов от каждого проданного экземпляра. Цена договорная». Вскоре Максим подкатил. Взял у Гоши без предоплаты типографскую упаковку книг и пропал бесследно.

– Он местный житель?

– Не знаю.

– На какой машине приезжал?

– На черном японском внедорожнике с никелированными наворотами.

– Как сам выглядит?

– Издали – брито-спортивной наружности. Вблизи – пузатый увалень с пятью волосинками в шесть рядов на лысине. Вылитый Фантомас. Возраст годов под тридцать. Одет был в спортивные брюки и кожаную куртку на молнии.

– Других книжных продавцов не было?

– Прибегали пигалицы школьного возраста, парни какие-то приезжали в «Жигулях». Полистали Гошины сочинения, поморщились и ничего для реализации не взяли. На том Гоша и успокоился. Больше объявлений не стал давать.

– Дорого обходилось издание его книг?

– В последний сборник София Михайловна двадцать пять тысяч вбухала.

– Откуда у нее такие деньги?

– Из магазина «Три мушкетера».

– А первоначальный капитал где взяла?

– Всенародное несчастье ей помогло. В разгул приватизации, когда смелые грабили Россию явно, а трусы тащили тайком, Соня работала в Агропромбанке. Оформила там большой кредит. Вскоре, как известно, стараниями московских жуликов агропромовская копилка с треском лопнула, и возвращать кредитные деньги стало некуда. Главный столичный вор, хапнув миллиарды, как пушкинский Дубровский, скрылся за границу и живет там посвистывая. А София Михайловна в полном соответствии с Законом обзавелась винным магазином. Теперь пластается изо всех силенок, чтобы в финансовую трубу не вылететь. В России, по определению Саввы Морозова, легко богатеть, а жить трудно.

– Слышал, будто Царькова построила дворец хлеще, чем у Главы районной администрации, – сказал Голубев.

Пахомов иронично подмигнул:

– Главу района, пожалуй, не перещеголяла, но коттедж получился славный, в два этажа с мезонином.

– Зачем одинокой женщине такие хоромы?

– Это на российский взгляд – хоромы, а по зарубежным меркам – нормальное жилье. Привыкли мы обитать в лачугах да малогабаритках. Многие из зависти теперь осуждают «новых русских». Всех, кто сориентировался в рыночной неразберихе, считают заклятыми врагами и ворами. У меня другое мнение: кому карман позволяет, пусть на месте лачуг возводят дворцы. Недвижимость за границу не увезут. Все новостройки в России останутся. Красивее от них наша земля станет.

– Раньше София Михайловна жила здесь, на Кедровой?

– Здесь, как только они с Гошей поженились. Исключительно трудолюбивая женщина. Успевала и в доме прибрать, и постирать, и овощные грядки в огороде прополоть.

– Теперь, наверное, прислугу содержит?

– Из прислуги у нее в коттедже постоянно живут только сторожиха Галина Григорьевна, женщина в годах, с обученной овчаркой да, как говорили в старину, ключница Яна Золовкина. Новосибирская спортсменка, которая заведует всем хозяйством. Молодуха, скажу тебе, с перчиком. Лицом и статью красна, на язычок остра, в работе шустра.

– И при всех расходах Царькова еще оплачивает стихотворство бывшего мужа. Неужели такой великодушный жест вызван страстной любовью?

– В русском языке слово любить равнозначно слову жалеть. София Михайловна оберегала бывшего супруга из жалости. Клятву она дала мучительно умиравшей свекрови, что ни при каких обстоятельствах не бросит Гошу на произвол судьбы. При мне это было. Нина Сергеевна на моих глазах скончалась. Я и похороны ее организовывал. Гоша при смерти матери впал в такой транс, что практически ничего не соображал.