Анатолий Жаренов - Фамильная реликвия

Сообщники… Трест кладоискателей, распавшийся со смертью Астахова. Или чуть раньше. Лира-то раньше уехала. А трое остались. И что-то произошло между пятницей и воскресеньем.

Альбом? Альбом-ключ… Они заполучили ключ… И вдруг глупейшая смерть Астахова. В его квартире – милиция…

Если подумать…, Если вспомнить нашу первую встречу с Валей на квартире Астахова, ее невнятные объяснения тогда и потом, когда мы сидели с ней на скамейке над озером. Какое-то письмо, которое будто бы понадобилось Астахову… Все ложь… Все было не так. В понедельник, незадолго до трех, Витя и Валя пришли к Астахову. Во дворе еще толпились любопытные. Услышав, что Астахов умер, Валя отправила Витю на почту, а сама вошла в дом, чтобы узнать… Телеграмму Витя отстукал на машинке и подписал чужой фамилией. Для подстраховки, на всякий случай…

А во вторник к Вите пришел я. Валя спряталась за дверью…

Хлюпик Витя начал болтать…

Но Валя-то вылеплена из другого теста…

Если подумать…

А потом она выдумала звонок из милиции. Ей хотелось определиться, узнать, как мы относимся к альбому, который она унесла из мастерской…

Время? Может быть, ей повезло – попалось такси…

И за мной следила она…

Зачем только?

Скорее всего мне просто померещилась слежка. Ведь потом не было прецедентов…

Стройная схема вырисовывалась, четкая, как чертеж. Только вот Лира никак не укладывалась в нее. Ни в эту схему, ни в другие. Недаром Лаврухин глаз не спускал с фотографии этой женщины.

А версия? Что ж, версия требовала разработки.

Я открыл дверь, пропустил Лиру Федоровну вперед, и мы вошли в квартиру, где все дышало нежилью и запустением. Пахло пылью. Пыль лежала на полу, на столе, на приземистом буфете, на стульях. Женщина зябко передернула плечами и быстро прошла через комнату к окну. Я заглянул в кухню: там все было так, как и много дней назад. Плита была закрыта газетой, на маленьком столике валялся заплесневевший кусок хлеба.

Лира Федоровна отвернулась от окна и сказала:

– Вам не следовало этого делать. Господи, зачем я согласилась прийти сюда…

Голос ее дрожал, а в синих глазах… Нет, не знаю, что я увидел в синих глазах… Только не слезы. Но мерзость запустения подействовала на женщину.

– Это вызвано необходимостью, – сказал я. – Здесь, как вы видите, все оставлено так, как было. Вещи на прежних местах, ничто не потревожено, ничто не унесено, кроме нескольких предметов, которые были нужны следствию. Посмотрите внимательно: нет ли в квартире чего-нибудь такого, чего, скажем, не было тогда, когда вы уезжали. Не появились ли тут новые вещи, не исчезло ли что-нибудь.

Привел-то я ее сюда с другой целью, но знать ей это было необязательно. Мне нужно было порасспросить Лиру Федоровну кое о чем, и сделать это лучше всего было здесь, в астаховской квартире.

– Пыль, – сказала она. – Мне теперь будет сниться эта пыль…

– Он сам убирал квартиру? – спросил я.

– Он ничего не умел… Ничего такого…

– Кто же мыл полы? Вы?

– Я.

– А до вас?

– Он платил какой-то женщине из соседнего подъезда. Я не знаю ее…

– Осмотрите, пожалуйста, все… Загляните в шкаф…

Она нерешительно потянула дверцу, а я задумался о женщине из соседнего подъезда… Вот ведь как… Надо было увидеть пыль, чтобы додуматься до вопросов, которые никому из нас в свое время не пришли в голову. Пыль… Пыль… И он не умел ничего такого… Но ты-то, Зыкин, подкован на этот счет… Ты знаешь, что пыль копится быстро. А Лира Федоровна ушла от Астахова за неделю до отъезда в Крым… Пыль… Пыли не было в квартире, когда ты, Зыкин, впервые вошел в нее… Так, еще одна недоработка… Женщина из соседнего подъезда.

Лира Федоровна закрыла шкаф.

– Я хочу уйти, – сказала она. – Неужели вы не понимаете…

– Мы еще не закончили осмотр.

– Но это же ужасно…

– Ужасы остались позади, – заметил я флегматично. – Вы не оставили намерения уехать из Заозерска?

В синих глазах мелькнуло удивление.

– Нет.

– Давайте присядем на минутку, – предложил я, смахнув пыль со стульев астаховским пиджаком. – Вы и сейчас уверены, что ваш муж поступил… Ну, скажем, некрасиво…

– Не знаю, – сказала она, оправляя платье на коленях. – Поздно об этом говорить.

– Мы нашли то, что искал ваш муж…

– А что он искал? – спросила она равнодушно. – Клад?

– Нет. Клад искали другие. Вот он, например.

Я кивнул на кровать. Она не повернула головы, не изменилась в лице. Казалось, эта тема ее вовсе не занимала. Но Вале она об этом разговоре расскажет. И вот тогда-то может что-нибудь произойти…

– У вас нет желания встретиться с мужем?

– Нет.

– Мне кажется, что вы никогда не придавали серьезного значения анонимкам.

– Это упрек?

– Нет, вопрос. Почему вы не захотели объясниться с мужем?

– Можно мне не отвечать?

– Как хотите, – сказал я, подумав, что вот сейчас можно неназойливо, как бы между прочим сообщить Лире Федоровне, что следствие близится к концу, только обстоятельства сложились так, что… В прошлом году, например, нам пришлось закрыть дело потому, что преступник погиб под машиной в тот день, когда его собирались арестовать. Преступление замкнулось, так сказать, само на себя и судить стало практически некого. Я намеревался рассказать еще о некоторых любопытных случаях, а потом туманно, как бы невзначай, не сообщая ничего конкретного, намекнуть Лире на нечто, намекнуть так, чтобы она могла сделать определенные выводы. Короче говоря, я собирался дать понять Лире, что и она и Валя вне подозрений… А потом… Потом посмотреть, как они поведут себя.

Но момент наступил, а я им не воспользовался. В голосе Лиры Федоровны я уловил какие-то новые нотки… Словно на миг что-то приоткрылось передо мной. И это «что-то» заставило меня забыть о прежних намерениях. Надо было срочно проверить то, что возникло в ощущении, а потом оформилось в четкую мысль.

– Как хотите, – повторил я. – Если вам трудно…

– Муж не пожелал объясниться. Я расценила его молчание как признание вины.

– Это понятно. Но сначала были анонимки…

– К чему сейчас сотрясать воздух. Анонимщик не достиг цели.

Она думала о Сикорском. Или предлагала мне подумать о нем. Но если бы автором писем был Сикорский, то после отъезда Наумова он должен был, так сказать, активизироваться. Этого не произошло. Директор музея не предпринимал попыток к сближению ни до разрыва Лиры с мужем, ни после. Не было смысла ему затевать этот спектакль.

– Может быть, цель и была в том, чтобы поссорить вас с мужем?

– Это глупо, – рассердилась она. – То, что вы говорите, – глупо…

– Почему?

– Просто глупо – и все.

Это было уже нечто. Нет, это было совсем не глупо – то, что я говорил и о чем она думала. Думала сейчас и думала тогда… Если бы она об этом не думала, она не сказала бы, что это глупо.