Борис Ярне - Свобода

Администратором была парикмахерша, стоявшая в углу салона и обслуживающая другого клиента.

– Я вас слушаю? – спросила она, подойдя к клиентке.

– Да не слушайте вы, Любовь Львовна. – Оксану пробрало на смех.

– Хамит, жует жвачку…

– Я поняла. Сейчас к вам подойдет другой мастер.

– Оксана, на минутку, – попросила администратор.

Они вышли из зала в маленький кабинет.

– Оксана, это далеко не в первый раз ты так себя ведешь, – назидательно произнесла Любовь Львовна.

– Любовь Львовна, меня тошнит, – призналась Оксана.

– Ты о чем? – испуганно спросила Любовь Львовна.

– Обо всем этом! От этой жирной коровы, от… вы видели, какая там весна?

– Ты уволена. Выйди на минуту. Я тебя рассчитаю.

Оксана вышла за дверь. Любовь Львовна вышла следом за ней и выдала ей конверт.

– Это полный расчет. Трудовую книжку мы не заводили, так что ты полностью свободна.

Оксана неожиданно для себя ощутила, как тепло прошлось по всему ее телу.

– Как вы сказали? – нежно спросила она.

– Это расчет, – повторила Любовь Львовна.

– Нет, в самом конце!

– Ты свободна.

– Вот, – Оксана рассмеялась. – Спасибо! Спасибо!

Оксана выбежала на улицу и подняла руки вверх. Ей было легко.

Но эйфория скоро закончилась. Вечером Оксана вернулась домой и забилась в свой угол, думая о том, что делать дальше.

«Какая же я дура, – подумала она. – Не могла перетерпеть. Так ничего не получится. Нужно пережить это состояние… как бы его назвать? Это, это… да рабство это! И пробиваться, пробиваться. И можно пробиться, я уверена. Нет, я знаю это. Нет, я никого не хочу обидеть, – продолжала она разговаривать сама с собой. – Продавец, так продавец, парикмахер, так парикмахер. Каждому свое. Но не мое это настолько, что скулы сводит. А мое… буду стучаться в эти театральные двери, пока мне «Оскара» не дадут».

Оксана уснула. Она проспала до полудня – настолько сильно было ее перевозбуждение накануне. Проснувшись, она сразу почувствовала голод и, одевшись, вышла на кухню. Мать сидела и смотрела в окно.

– Ты что, мам? – спросила Оксана.

– Долго же ты спишь, – не глядя на дочь, сказала мать. – Предчувствие у меня плохое. Толя с утра ушел отмечать Первомай, боюсь, вернется на рогах.

– Мам, а ты не впускай его, – предложила Оксана.

– Да как не пускать? – ужаснулась мать.

– Начинается. Все, я поняла. Есть, чего поесть?

– Посмотри в холодильнике.

– Щи, отлично. То, что надо! Меня уволили вчера.

– Ох, дочка…

– Не надо, мам. Этим летом я должна поступить.

До вечера Оксана просидела за учебниками. А вечером вернулся Толя. Судя по голосу, он выпил со всеми трудящимися мира. Оксана надела наушники и продолжала читать.

В какой-то момент музыку в наушниках стал заглушать шум, доносящийся из квартиры. Оксана сняла их. Это кричала мать. Толя избивал ее в коридоре. Огонь охватил голову Оксаны. Она сжала кулаки и медленно поднялась с кровати. Выйдя из своей комнаты, она увидела, как ее отчим пинает мать ногами в живот. Пройдя мимо коридора на кухню, Оксана открыла ящик под газовой плитой и выбрала самую большую и тяжелую чугунную сковородку.

Быстро захлопнув ящик, она вышла в коридор и, недолго думая, со всего маха, огрела «любимого» отчима сковородкой по затылку. Тот, моментально потеряв сознание, завалился на мать. Оксана помогла ей выбраться.

– Мама, ты цела?

– Ты убила его? – пролепетала мать.

– Очень на это надеюсь.

– Как это выяснить?

– Горло перерезать, тогда наверняка знать будем.

– Бог с тобой, доченька. Вызывай скорую!

– Ну, конечно.

– Я сама.

– Эх, мама…

Оксана ушла к себе в комнату.

Отчима она не убила. Сотрудники скорой помощи долго настаивали на вызове полиции, но мать Оксаны мольбами уговорила их этого не делать. Потом те сказали, что Толя – клиент наркологической клиники, а в таком состоянии они его не заберут… но, забрали. Обещали через три дня вернуть. Просили предварительно позвонить, чтобы забрать его, либо навещать, чтобы точно знать, что да как.

Майские праздники превратились в тоскливое ожидание. На второй день, день накануне которого Толю должны были выпустить, Оксана сидела с матерью на кухни. Мать плакала.

– Мам, ну, что ты каждый раз? Каждый раз одно и то же, и ты каждый раз…

– Я не о том сейчас, доченька.

– Что такое?

– Тебе нужно уйти. – Мать заплакала навзрыд.

Оксана потеряла дар речи. Она не знала, что сказать, как реагировать, что думать.

– Ты останешься с этой тварью, а меня прогоняешь? – в сердцах спросила Оксана.

– Прости меня! – Мать бросилась на колени.

– Мама, мама, что ты? – Оксана подняла ее.

– Я не смогу его прогнать, – еле слышно проговорила мать.

– Все, мама. Достаточно. Я поняла. Не говори больше ничего. – Оксана обняла мать. – Мне тяжело тебя понять, но раз ты считаешь, что так будет лучше…

– Оксана! – снова заголосила мать.

– Все, все, мама, успокойся. Его завтра выпускают? Целого и невредимого? Наверняка, кроме шишки, ничего не заработал.

– Возьми все деньги, что я накопила, – вдруг сказала мама. – И не говори ничего. Это твое. Там немного, но, на первое время должно хватить. Хотя, я не знаю, даже, сколько сейчас может хватить, и какое это первое время.

– До того, как ты меня по телевизору увидишь, – улыбаясь, сказала Оксана.

– Ох, дочь, – сквозь слезы рассмеялась мать. – Забирай и не спрашивай.

– Я поняла. Возьму, мама. А этот козел не знает про деньги?

– Нет, – соврала мать.

– Хорошо. Это в долг, мама. Я тебе верну.

– Что ты! И вот еще. Не знаю, есть ли тебе, куда пойти. Нет, так езжай к бабушке. Господи, три года уже о ней не вспоминали. Господи, вот дожили. Свекровь позабыла с этим…

– Хорошо, мама. Завтра днем и уеду. Главное, звони, если что. Тебе нужно поспать. Пойдем.

Оксана уложила мать, а сама всю ночь пролежала с открытыми глазами. Так больно ей еще никогда не было.

К полудню следующего дня Оксана собрала свои вещи, те, что посчитала необходимыми, и уложила их в рюкзак. Долго она прощаться не стала, – мать торопилась в больницу, – вышла из дома и направилась к метро. Добравшись до конечной станции, она пересела на автобус и доехала до деревни, где жила ее бабушка, мать ее отца. К вечеру, с трудом отыскав дом, она обнаружила, что все ставни были закрыты и заколочены. Выяснилось, что бабушка умерла еще два года назад.

Оксане помогли вскрыть дверь в дом. Она вошла, бросила рюкзак, побродила по комнатам, потом улеглась на кровать и задумалась о том, что ее делать. Она закурила. Денег, которые ей дала мать, едва хватит на пару месяцев, и то, если жить здесь, в деревне. «Что же делать?»

Она была на дне, у позорного столба, в тюрьме. Что-то как будто кружило по комнате. Словно призрак женщины в плаще.