Алексей Торубаров - Беглец

Полисмены еще чего-то поковырялись в компе, уточнили мой адрес и говорят:

– У тебя есть проблемы в России?

– Да, есть.

– Запрос из России на твой арест по решению суда. Что ты сделал?

Объяснять на английском , что уголовное дело сфабриковано, что я уже несколько лет борюсь с организованной преступной группой, которая «заказала» меня, было сложно.

– Ничего я не сделал, я не знаю. – только и сказал я, вздохнув. В голове была пустота.

Вскоре подъехала большая машина, типа джипа. Из нее вышел здоровый мужик в жилетке с надписью «INTERPOL», подошел к нашей машине, злобно взглянул на меня. Полисмены переговорили между собой на улице, после чего мне сказали пересесть в его машину. Когда я уже вылез из салона, новенький достаточно грубо толкнул меня в сторону его автомобиля:

– Иди, быстро!

Первые парни были более лояльные ко мне. Интерполовец открыл заднюю дверь, я увидел там решетку отделяющую салон от водителя. Время было —уже заполночь. Мы поехали в начинающуюся для меня новую реальность, которая затянулась на, уже, семь лет, а всего потеряно – десять лет жизни.

Меня привезли в отделение полиции, завели в кабинет, похожий на офис , с оргтехникой и светлой мебелью, внутри которого оказался вход в еще одну комнату с решеткой до потолка. Там меня и закрыли до утра. Перед этим офицер спросил: хочу ли я пить ? Я подтвердил, и он принес мне бутылку воды, которую взял или купил из вендингового автомата, стоящего у входа в полицию. Арестанты в России меня поймут, там это в принципе невозможно.

Широкий кожаный топчан с подголовником, комплект чистого белого белья, унитаз из нержавейки и белый керамический умывальник с жидким мылом в тюбике. Стены белые, большое матовое окно. Я сразу вспомнил камеру в ростовском СИЗО, где мрачная коричневая шуба на стенах, деревянные нары с прочерневшим матрасом, дыркой в полу, типа туалет, и тараканы, величиной … с мышь.

Неплохо – еще как-то бодрился я. Сразу постелил простыни, лег и быстро уснул, видимо от переутомления. В полиции было очень тихо, такое ощущение, что я там вообще был один. Однако через час проснулся с головной болью, и так уже больше не уснул, начал гонять мысли, анализировать ситуацию. Так, что надо сделать в первую очередь? Сообщить жене , сообщить адвокату, удалить переписку в 2 телефонах, которые у меня изъяли.

Примерно в шесть часов началась движуха: голоса, хлопанье дверями. Кто-то заходил и в наш кабинет, заглядывали с любопытством в мою камеру. Наконец, пришел какой-то новый офицер , сказал, что ему передали по смене мое дело, сейчас приедет переводчик, и будет интервью ( так у них красиво называют допрос). Спросил: как я себя чувствую, есть ли пожелания. Я тут же попросил свои телефоны,– что мол надо предупредить жену и адвоката.

На удивление, мне сразу дали мои телефоны, сказали: только два звонка. И оставили одного, то есть никто не следил за мной. Я первым делом позвонил жене, ошарашив её страшным известием, потом адвокату в Россию, потом уничтожил все смс на обоих телефонах. Не то чтобы там было что-то компрометирующее меня, но я не хотел, чтобы потом в России следователи читали мои личные сообщения. Второй косяк полицейских, если сравнить с русскими ментами. Щас! Ага! Дадут тебе там телефон,– а по роже не хочешь?

Принесли завтрак: бутерброды с колбасой и сыром, и чай. Тоже хорошо. Попросил таблетку от головной боли. Дали. В 8 часов приехала переводчица – интеллигентная старушка, австрийка с хорошим русским языком. Меня выпустили из клетки, и уже без наручников стали допрашивать, или по ихнему – брать интервью. Причем сказали, что это формальность, поэтому можно коротко рассказать свою историю.

В кабинете было два офицера, которые выглядели очень колоритно. Один был в майке, джинсах и шлепанцах на босу ногу. Волосы его были завязаны сзади в длинный хвост. Второй так же был одет примерно. Но он был лысый , с длиннющими усами и бородой, эдакий хипстер. Оба они больше походили на рокеров, байкеров, педиков, кого угодно , но только не на полицейских. Позже я понял, что это своеобразная профессиональная конспирация, —никогда в толпе ты не узнаешь агента.Я как мог, коротко рассказал свою версию : почему и кто меня преследует в России. Переводчица внимательно переводила, уточняя детали. В конце моего рассказа она сказала мне тихо:

– Вам надо просить политическое убежище в Австрии.

– Я никогда не думал об этом. Даже не знаю что это такое. Я же не какой-то президент или большой политик…. – пытался я вспомнить : что я когда-либо слышал об политическом убежище.

– Здесь много человек из России получили убежище. Больше всего чеченцев и дагестанцев.

Так я впервые столкнулся с этим термином применительно к себе. Знал бы я тогда, сколько раз и в скольких странах мне придется быть политическим эмигрантом, вернее беженцем , просителем политического убежища.

Через пару часов мы закончили интервью, мне объяснили дальнейшие процедуры в отношении моего ареста и последующей экстрадиции в Россию. Что будет решать австрийский Суд – выдавать, не выдавать меня. А пока меня отвезут в тюрьму города Винер Нойштадт, где я буду находиться во время всей этой процедуры экстрадиции.

В этот раз посадили меня в обычный микроавтобус и повезли в тюрьму. Звучит зловеще. Погода была прекрасная, мы ехали вдоль красивейших полей и лесов, и я хотя б увидел чуть-чуть Австрию в окно, так как на пражском автобусе мы въехали в Австрию уже ночью, в темноте.

По приезде в тюрьму меня завели в какой-то отстойник, типа временной камеры, пока оформляли документы. Камера светлая с лавками вдоль стен , с туалетом. Все стены до потолка были исписаны на всех языках мира , кто здесь был и когда. Были надписи на русском языке, но судя по содержанию, написанные кавказцами, типа: «Рамзан Кадыров – шайтан, смерть ему и пусть все об этом знают», и что-то ещё в этом духе.

Действительно, в дальнейшем я узнал, что в тюрьме содержится много чеченцев и дагестанцев, есть армяне и грузины, украинцы и белорусы, но русский – тогда я был один.

Одна из надписей на стене была на английском: «I must be strong!» Подумал, что, да, надо быть сильным, и , кстати, когда мне иногда становилось совсем хреново, я вспоминал эту фразу, и сам себе вслух говорил: «Я должен быть сильным! I must be strong!» И как-то помогало, как мантра-заклинание, обладающая исцеляющей и одухотворяющей силой.

После подписания каких-то бумажек , мне сложили в пакет вещи , разрешенные с собой , и отвели в камеру, в которой мне предстояло прожить часть жизни. Помещение , где-то 2 х 5 метров с высокими потолками около 4 метров, 2-х ярусная широкая кровать, отдельный туалет, раковина с горячей и холодной водой, телевизор , радио, шкаф для одежды, стол и 2 стула. Большое окно, примерно метр-на-метр с решеткой, расположенное высоко. Чистое белое , качественное белье. И что меня больше всего поразило: белая керамическая посуда , ложка , вилка и … нож ! Нож!!! Представить такое в российской тюрьме просто невозможно. Нет в наших тюрьмах вилок, а за нож, вообще – сразу в карцер. Здесь же считают, видимо, что человек должен принимать пищу цивилизованно. В целом , все выглядело неплохо . Настроение улучшилось, позже я даже написал такой стишок: