Александр Андрюхин - Искушение Кассандры

Нельзя сказать, что Астерин ей не нравился. Он был мужчина приятный во всех отношениях. От него как от преподавателя «торчали» все девчонки первого курса: кудрявый блондин с синими глазами и коротенькой бородкой, обладающий грациозной осанкой и мягким баритоном. Он был высок, строен, опрятен; одет всегда с иголочки. Лицо открытое, светлое, взгляд проницательный, на губах вечная улыбка. На вид — не более двадцати восьми.

Но Александр Федорович замечал только ее. Когда Катя входила в кабинет, его лицо начинало светиться. Во время лекций он не сводил с девушки глаз. Возникла иллюзия, что препод читает только для одной студентки. Его внимание к ней было настолько явным, что становилось стыдно. В тот вечер третьего октября она с тремя девчонками и двумя юношами осталась на дополнительное занятие.

— История не развивается стихийно! — говорил он своим мягким баритоном. — В истории все последовательно и закономерно, поэтому то, что мы имеем сегодня, совершенно естественно вытекло из вчерашнего дня.

У него была удивительная дикция. Это она не могла не отметить, как человек, заикающийся с детства. Всю жизнь она боролась с этим ужасным недостатком и только в прошлом году перестала посещать логопеда.

— В истории все логично, — продолжал Александр Федорович, заглядывая Кате в глаза. — Из чего следует, что предсказывать общественные события не представляет особых трудностей, если владеешь фактами, логикой и знаком с законами развития человеческого общества. Вот, к примеру, кто-нибудь из вас пытался предсказывать события?

— Я предсказывала! — подняла руку Катя.

— И что ты предсказывала? — улыбнулся историк, и в его голосе прозвучала такая нежность, что юноши заулыбались, а девчонки закатили глаза.

— Смерть отца своей подруги… Есть у меня подруга в Твери. Зовут ее Алена… Она старше меня на три года.

— Минуточку! — остановил историк. — Потом я с удовольствием послушаю, а сейчас вы должны уяснить одну вещь: в истории закономерно все, поэтому она не прощает необдуманных поступков…

После занятий историк поймал ее за руку, когда она пыталась выскользнуть в коридор за своими сокурсниками.

— Ну, — блеснул веселыми глазами. — Продолжай! Итак, ты приехала из Твери. А в Твери у тебя осталась подруга Алена.

Последним из кабинета выходил Женя Городецкий. Прежде чем закрыть дверь, он оглянулся и расплылся в понимающей улыбке.

— Можно, Александр Федорович, я вам расскажу потом? — попросила Катя, томно опуская глаза.

— История не прощает, когда ее откладывают на потом. Здесь и теперь!

Он усадил ее за стол, а сам присел напротив.

— Итак, твою подругу в Твери звали Аленой…

— Ну да, Аленой. Она была самой красивой девочкой в школе. В общем, история короткая, — начала смущенно студентка. — С Аленой мы подруги с детства. Отец у нее был строителем. В то время он работал в Ставрополе. И вот возвращаемся мы с ней вечером с дискотеки, и Аленка мне говорит: «Давай зайдем ко мне. Мама собиралась печь блины». Я согласилась. Стали мы подниматься по лестнице, и вдруг на площадке второго этажа я случайно взглянула в окно и увидела черный гроб, а в нем Ленкиного отца со свечой в руках. Я ей говорю: «Аленка, у тебя умер отец». А она мне: «Чего ты плетешь, он только вчера звонил…» Добегаем мы до четвертого этажа, звоним — открывает ее мать вся в слезах и говорит: «Пришла телеграмма. Папа умер».

Катя подняла глаза на историка.

— Тяжелый случай, — улыбнулся он. — Однако твое предсказание исходит не от рассудка, а от сердца. Ты, конечно, девушка талантливая, но вдохновение у тебя слепое. Только это детали! Насколько я догадываюсь, это не единственное твое пророчество?

— Не единственное, — ответила она. — Другая история длиннее.

— История не измеряется метрами. Она измеряется временем. А время сейчас располагает… — произнес он и предложил отправиться в кафе. Катя согласилась.

Нельзя сказать, будто она тяготилась тем, что за ней, семнадцатилетней девочкой, ухаживал взрослый мужчина. Катя приблизительно предполагала, чем это может закончиться. Но в тот вечер очень хотелось рассказать еще и про собаку. И она, конечно, рассказала эту историю в каком-то милом ресторанчике, не слишком шумном и не слишком людном, за бокалом шампанского и чашкой кофе, где играла ненавязчивая музыка и сновали милые официантки, поднося то мороженое с орехами, то какие-то невообразимые напитки.

Случилось это тоже в Твери и тоже в Ленкиной семье за полгода до того, как умер ее отец. У них от «чумки» погибала собака Стрелка. Аленка прибежала к ней и сказала, что Стрелка совсем плохая и этой ночью, возможно, умрет. Ее хотели усыпить в ветлечебнице, но Аленка не дала. Катя закрыла ладонями глаза и вдруг увидела Стрелку живой и веселой, кувыркающейся в снегу возле дома. Она отняла ладони от глаз и уверенно произнесла.

— Вижу Стрелку живой и здоровой!

В этот же вечер она ушла к Аленке ночевать. Ей поставили раскладушку в Аленкиной комнате. А ночью подползла умирающая Стрелка. Больше Катя не могла спать. Она ежеминутно опускала руку в темноту, гладила дрожащую спину собаки и молила всех святых, чтобы они пожалели ни в чем не повинное животное. И вот среди ночи дверь в комнату отворилась и в нее бесшумно вошел высокий блондин со светлым лицом и голубыми глазами. Он даже не вошел, а вплыл в тесную спальню. Его ноги едва касались пола. Аленка спала. А Катя не испытала ни страха, ни удивления, ни беспокойства по поводу того, что в девичьей ни с того ни с сего появился взрослый мужчина. И вдруг гость произнес, не открывая рта: «Нагрей воду до такого состояния, что запястье не будет терпеть, и окуни собаку с головой. Потом напои ее белым и теплым». Произнеся это, блондин улыбнулся белозубой улыбкой и вдруг неожиданно добавил, что они с ней еще встретятся. После чего выплыл из комнаты тем же макаром, что и вплыл.

Катя вскочила, разбудила подругу, рассказала, чту ей только что привиделось, и они бросились на кухню греть воду. Нагрев ее до температуры семьдесят градусов, девчонки окунули Стрелку с головой, а затем дали теплого молока. Наутро Стрелка ожила. К вечеру она уже самостоятельно спустилась по лестнице. А на следующий день они отправились с собакой в ветлечебницу. Ветеринары долго качали головами и почесывали затылки. «А ведь точно, бактерии собачьей чумы погибают при температуре семьдесят градусов. И молоко тоже вредит бактериям».

Закончив рассказ, Катя сделалась пунцовой. Она запнулась только единственный раз, и то в том месте, где описывала блондина, потому что он как две капли воды был похож на Астерина. Историк смотрел умными глазами и, казалось, знал о ней все, даже то, чего она сама о себе не знала.