Наталья Солнцева - Третий после смерти

Сыщик пожал плечами.

– Люди порой делают странные вещи, – философски заметил он. – Поверьте моему опыту. Курите?

Он достал из кармана сигареты. Тарас отрицательно покачал головой.

– Мудро. Здоровье надо беречь! – сказал Смирнов и с наслаждением закурил. – Какие у вас были отношения с Мартовым в последнее время?

– Прекрасные.

– Вы не ссорились? Не спорили? Может быть, разошлись во мнениях?

Тарас Михалин отвел глаза.

– Всякое бывало, – помолчав, ответил он. – Иногда мы спорили, как все люди, которые делают общее дело. Но из-за этого никто друг друга не убивает.

– Ошибаетесь…

Бывший спортсмен поднял на собеседника свои красивые глаза. Они метали молнии.

– На что вы намекаете? – с трудом сдерживаясь, процедил он. – Я пригласил вас, чтобы вы искали убийцу, а не придумывали разные глупости!

– Понимаю, Тарас Дмитриевич, – без улыбки произнес Смирнов. – И все-таки продолжим. Как вы попали в квартиру Мартова тем утром? У вас есть ключи от его двери?

– Нет. Дверь была не заперта… Я просто открыл ее и вошел. Вероятно, убийца оставил дверь открытой, когда уходил.

– Замки были взломаны?

– Нет, – покачал головой Михалин. – Гусев все осматривал, потом разговаривал с полицейским экспертом… взлома не было.

– Значит, либо господин Мартов сам открыл убийце дверь и впустил его в квартиру, либо… у того были ключи.

Михалин пожал плечами.

– У меня ключей не было.

– А у кого были?

– Не знаю. Думаю, ни у кого. Зачем бы Феликс давал кому-то ключи от своей квартиры? Он был достаточно осторожным человеком: установил бронированную дверь с глазком, сигнализацию.

– Он мог впустить в квартиру постороннего?

– Только в крайнем случае.

– В каком, например?

– Ну… врача мог впустить… или слесаря, сантехника какого-нибудь, газовщика… как все. Соседа мог впустить, если хорошо его знал. Но… с соседями Феликс близких отношений не поддерживал. На улице Плеханова жили его родители, потом переехали, а квартиру оставили сыну. Многие старики-соседи продали свои квартиры, многие умерли. Все меняется. В их подъезде почти все жильцы новые, незнакомые, каждый сам по себе.

– Значит, с соседями господин Мартов дружбы не водил?

– Насколько мне известно, нет.

– Из квартиры что-нибудь пропало?

– Небольшая сумма денег, часы Феликса… в общем, мелочи. В квартире все было перевернуто, словно искали ценности, но Феликс ничего такого дома не держал. Так что убийство с целью ограбления – это маловероятно.

– Думаете, кавардак устроили для вида?

– Наверное… – предположил Михалин. – Я просто теряюсь, когда вспоминаю все это.

– У господина Мартова были друзья, кроме вас?

– Такие близкие? Пожалуй, нет. Были приятели, знакомые, партнеры по бизнесу… словом, дальнее окружение. Феликс жил довольно замкнуто после смерти Кати.

– Катя? Кто это?

– Его бывшая возлюбленная, Катя Жордан. Они оба были репортерами на Ближнем Востоке, поехали в район Газы, кажется… и Катя там погибла. Осколочное ранение. Феликс не любил говорить об этом.

– У него потом были другие женщины?

– Как вам сказать? И да, и нет. Интимные отношения случались – он же молодой мужчина, но все начиналось и заканчивалось постелью. Постоянной любовницы не было, если вы об этом спрашиваете. И ключи от квартиры он женщинам никогда не давал, он даже не приводил их к себе домой – считал, что этим он предает память Кати.

– Где же он с ними встречался? – спросил Смирнов.

– Так вы беретесь за это расследование или нет? – в очередной раз рассердился Михалин. – А то я вам тут выворачиваю всю подноготную Феликса… зачем, спрашивается?

– Возьмусь, пожалуй, – докурив сигарету, сказал сыщик. – Что-то в этой истории кажется мне странным.

Римма Лудкина копила деньги на дубленку. Все ее приятельницы щеголяли в дубленках, и только она продолжала носить старое надоевшее пальто из черного ратина. Она старалась откладывать каждый месяц, но раз за разом возникали какие-то непредвиденные траты. То мать написала, что отцу нужно делать операцию, и Римма срочно выслала домой деньги; то хозяин увеличил плату за квартиру; то телевизор сломался, а без него вечерами хоть волком вой – словом, не одно, так другое, и заветная сумма никак не набиралась.

Римма со вздохом посмотрела на себя в зеркало: симпатичное лицо, модная шапочка, сапожки на каблуках… мог бы быть вполне приличный вид. Всю картину портило пальто. Ну что ты будешь делать? Если кто-нибудь пригласит на свидание, даже пойти будет не в чем. Окончательно расстроившись, она отправилась на работу.

Лудкина работала на оптовом рынке, продавала продукты питания: крупы, сахар, макароны и консервы. Платили не так уж много, но по сравнению с зарплатой кассирши в аптеке, которую она получала в Кострове, деньги были неплохие. Львиная доля уходила за квартиру и на еду, оставались буквально какие-то крохи. При этом она раз в два месяца отсылала кое-какую сумму домой, родителям. Отец постоянно болел, мать не работала, брат еще учился в школе. Так что не видать ей дубленки, как своих ушей.

Не раз и не два долгими зимними ночами, когда за окнами мели нескончаемые тоскливые метели, а ноги и руки Риммы гудели, болели от усталости, не давая уснуть, вспоминала она мамины слова:

– Куда ты намылилась, Римка? Зачем поедешь в такую даль? Нешто в Новгороде или хоть в Питере работы не найдется?

– В Москву хочу, – мечтательно закрывая глаза, улыбалась Римма. – В столицу! Там счастье свое найду.

Мать горестно качала головой.

– Счастье – не гриб в лесу, дочка. Чего искать-то его?

Римме Лудкиной к тому времени исполнилось двадцать семь лет, образование – средняя школа да торговое училище. После училища мамина подруга пристроила ее кассиршей в аптеку. Римма даже успела побывать замужем – выскочила в неполные двадцать за водителя фургончика, который привозил в аптеку лекарства. Валерка оказался жадным, придирчивым и ревнивым. Пару раз набрасывался на молодую жену с кулаками, грозил прибить. Изредка он напивался до беспамятства и тогда становился просто бешеным – бил, крушил, ломал все, что попадалось ему под руку. Римка промучилась с ним три года – возила к бабке заговаривать от водки, потом в больницу в Псков, к известному врачу-наркологу. Доктор и шепнул ей по секрету, что Валерке нужен не нарколог, а психиатр. Римма провыла ночь напролет, оплакивая свою молодую загубленную жизнь, а наутро умылась, причесалась, проводила мужа на работу, собрала вещи – и подала на развод. Пришлось вернуться к родителям. Соседи судачили, шептались за ее спиной… да в Кострове такая судьба не редкость. Сплетни скоро утихли, и Римка зажила, как прежде – с работы домой, из дома на работу. Зарплаты едва хватало на самое необходимое. О замужестве больше думать не хотелось. И Римка начала мечтать о Москве – полной огней, дорогих автомобилей, высотных домов, театров, богатых магазинов, книг, новых неожиданных встреч… Один раз, еще в школе, она ездила на экскурсию в Питер. Город поразил ее воображение. Казалось, его дворцы и проспекты хранили эхо великого прошлого – сумеречного, туманного, пропитанного некоей тайной. Эта тайна испугала Римму, заставила ее почувствовать себя маленькой и беспомощной, потерявшейся в холодных каменных лабиринтах города на Неве. От его вековых стен несло плесенью, в каналах плескалась мутная, грязная вода.