Елена Зевелова - Тайник Великого князя

– Мое все, не отдам, не пущу никого! – орал он, расставив торчащие из бархатного халата свои небольшие пухлые ручонки. Его истошный, идущий изнутри крик, сменившийся хрипом, заставил всех отступить.

– Как сильно жжет глаза, – еле слышно шептал он уже через минуту, медленно оседая на пол и забрасывая под язык таблетку нитроглицерина… – Свет, да уберите вы ради бога этот свет, умоляю вас… Ни о чем больше не прошу, только уберите этот яркий, страшный свет…

Две последние недели, остающиеся до 19 декабря, – по традиции ежегодно отмечаемого на Руси большого религиозного праздника, посвященного особо почитаемому православным христианством святителю Николаю Чудотворцу – Николе Угоднику, чей иконописный образ, присутствующий во всех без исключения православных храмах, и который согласно древней традиции отличают высокий лоб, мягкие округлые линии лика и заботливый взгляд пастыря – прошли для Ольги и Олега в самых торжественных хлопотах. Именно этот морозный зимний день субботы был назначен самим Патриархом Московским и Всея Руси Алексием Вторым как день торжественного возвращения четой Потаповых в лоно православной церкви наконец-то после многолетних поисков и бесчисленных мытарств обнаруженной ими священной реликвии предков Ольги – священной византийской иконы XIV века Спас Нерукотворный. Процедура дарения была расписана, что называется, от и до. Происходить все, согласно организационному плану, подготовленному и выверенному протокольщиками из аппарата Патриарха, должно было в старинном, намоленном не за один десяток лет и самом, почитай, известном и крупном в Москве Богоявленском кафедральном соборе, именуемом в народе Елоховским. За пару дней до события они должны были, согласно договоренности, привезти драгоценную икону в небольшой флигелек, расположенный метрах в пятидесяти от центрального входа в собор на той же Елоховской площади. Двухэтажный флигелек в небольшом скверике рядом с памятником известному деятелю революционного российского движения, одному из руководителей московских большевиков, убитому черносотенцами еще в 1905 году Николаю Бауману, чье имя долгие советские годы носил прилегающий к Богоявленскому собору центральный район столицы, особо отличающийся повышенной коммунистической активностью жителей, выбрали далеко не случайно. Он был наиболее удобным местом. Во-первых, для проведения соответствующей научно-художественной экспертизы иконы. И, во-вторых, для проверки торжественно даримого семейной парой Спаса на чистоту: выяснения исторических и многих других обстоятельств, в том числе, возможно, и криминальных, обнаружения священной иконы. А также ее художественной истинной ценности и даже возможной оценочной и аукционной стоимости, которую за эти дни должны были определить специалисты-эксперты из Третьяковки, Таможенного комитета, Министерства внутренних дел и даже ФСБ. Кроме того, патриаршему аппарату требовалось доподлинно удостовериться в правдивости загодя изложенных в соответствующей записке Потаповых на имя Алексия подробностей, касающихся нахождения Спаса Нерукотворного в семье Ольгиных предков в Оренбурге, таинственного исчезновения иконы из их дома после октябрьского переворота 1917 года, деталей, связанных с появлением и обнаружением Ольгой и Олегом священной иконы в тайнике Иннокентия Ряжцева в его особняке на Рублевке. В эти же дни специальные службы сверили списки приглашенных на торжественное вручение святого образа в Богоявленском соборе родственников, друзей и знакомых семьи Потаповых, их паспортные данные и т. д. и т. п. То есть все необходимое для соответствующего протоколу проведения неординарного даже для такого высокого уровня мероприятия, связанного с христианским и гражданским подвигом семейной четы, выполненным в полном соответствии с завещанием Ольгиной прабабки. Немаловажное значение для протокола имел и тот факт, что из флигеля, предварительно оставив там верхнюю одежду, икону Спаса Нерукотворного под охраной милиции Потаповы в сопровождении самых близких людей должны были высоко над головами пронести в храм через всю Елоховскую площадь, в день Святителя Николая Угодника обычно до отказа заполненную верующими и многими зеваками с улицы.

Все эти вопросы беспокойства у Ольги и Олега не вызывали. История Спаса Нерукотворного, который они должны были через две недели торжественно вручить Патриарху Московскому и Всея Руси, была известна им от самого момента владения святой иконой бунтовщиком Емельяном Пугачевым и затем его писарем, сохранившим ее ценой собственной жизни, продолжатели рода которого как раз и стали Писаревыми. Так же, собственно, как и все, что касалось таинственного исчезновения чудотворной иконы после обыска, произведенного большевистским комиссаром Назаром Шуваловым в доме царского генерала, начальника канцелярии Оренбургского губернатора Василия Агапова. Они знали все связанные с этим факты, которые теперь были и доподлинно, письменно подтверждены – их дочь Галина нашла документы в том же тайнике Ряжцева. Там находился и таинственно исчезнувший с дачи в Сходне дневник Ольгиной бабушки. Вместе с всевозможными кухонными рецептами дневник хранил и драгоценные исторические записи. Что же касается бесчисленных подробностей многолетнего поиска семейной реликвии, то о них в записке Патриарху указано, конечно, не было. Ольга с Олегом отметили лишь самые главные, с их точки зрения, моменты, которые могли интересовать Православную церковь.

Для Ольги, Олега, их родных и друзей все события тех многих лет, что связаны с поисками Спаса и завершившиеся торжественным моментом передачи иконы Церкви, навсегда останутся в памяти как очень важная в их жизни веха, незабываемая история, соединившая прошлое и настоящее.

История, в которой действующими лицами были люди разных поколений, убеждений, национальностей.

Дед – Вогез, которого ранее подозревали Олег и Ольга в том, что он хранит икону Спаса Нерукотворного в своем доме в Жуковке, был давно на том свете. Да и причастен ли он к этому делу, точно так и не знает никто. Следствие по делу о его убийстве в ресторане «Кольцо», по мнению Олега, перспектив не имело. Убийц не обнаружили, даже несмотря на большое количество свидетелей. Во-первых, потому, считал Олег, что это уже никому не было нужно. Во-вторых, потому, что, скорей всего, причиной зверского расстрела крупного уголовного авторитета стала вовсе не семейная икона Ольгиных предков, а коммерческие вопросы, которыми Дед занимался с самого начала перестройки и в которых добился весьма зримых успехов, построив свою собственную криминальную империю Вогеза, бороться за которую, отхватив хотя бы часть его солидного пирога, в новых историко-экономических условиях могли многие. Подобная картина сложилась и с делом Сереги-Албанца. По слухам, вскоре после погрома в Алкином фитнес-центре он скрывался где-то то ли в Сербии, то ли в Болгарии. Не суть важно. Важно, с точки зрения частного сыщика Шувалова, бывшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Союза и по случайному, а может, и нет, совпадению однофамильца оренбургского комиссара, нанятого тестем Ольгиного брата для расследования дела об отравлении Аллы на светском рауте в особняке Ряжцевых, было совсем другое. Несмотря на то, что досье на Албанца пухло с каждым днем и уже составляло несколько увесистых томов с конкретными фактами, изобличающими Серегу в совершении именно этого преступления, как и в том, что именно он стал по наущению и с подачи Галкиного мужа Иннокентия заказчиком убийства Вогеза, Шувалов не располагал. Не нашел пока он и подтверждений своей версии по делу ограбления и убийства священника в храме на Яузе, согласно которой исполнителем и этого преступления был не кто иной, как Албанец. Официальное же следствие не продвинулось дальше констатации самого факта. К тому же майор Геннадий Морозов, назначенный МУРом для расследования этого дерзкого преступления, по непонятной для Шувалова и невозможной в бытность его работником Генпрокуратуры причине умудрился потерять само дело, доселе бережно хранившееся в несгораемом старорежимном сейфе в его кабинете с обшарпанными стенами и потолком с желтыми пятнами протечек. Своей властью начальник следственного управления закатил майору строгача и успокоился. Шувалов понимал, конечно, как и почему открываются такие несгораемые сейфы и куда деваются хранящиеся в них документы, и здесь также грешил на Серегу, но доказать этого не мог. Поэтому-то он решил для себя оставить тему, тем более что она для него была лишь косвенным подтверждением преступной деятельности криминального авторитета, давно перешедшего в сферу легального бизнеса.