Элизабет Джордж - Тайник

— В смысле?

— Он же все время трусил; это было видно с самого начала, только я не хотела замечать. Стоило мне только намекнуть, что хорошо бы нам проводить вместе не только каникулы и выходные, и он тут же находил причину этого не делать. То неожиданная командировка. То работа дома накопилась. То надо отдохнуть и подумать. За эти тринадцать лет мы с ним столько раз разбегались, что наши отношения стали напоминать повторяющийся кошмар. В сущности, наши отношения перешли в стадию разговоров об отношениях, если ты понимаешь, о чем я. Мы часами говорили о наших проблемах, о том, почему он хочет одного, а я — совсем другого, почему он пятится назад, а я мчусь вперед, почему он задыхается, а я чувствую себя брошенной. Господи, ну почему мужчины такие нерешительные?

Чайна взяла ложечку и помешала чай, скорее чтобы унять собственное беспокойство, а не потому, что в этом действительно была какая-то нужда. Потом глянула на Дебору.

— Хотя ты не тот человек, которому следует задавать такие вопросы. О мужчинах и решительности. Ты никогда не сталкивалась с такой проблемой, Дебс.

Дебора не успела напомнить ей, что за три года ее пребывания в Америке Саймон ни разу даже не позвонил. Ей помешал отрывистый стук в дверь, возвещавший появление Чероки. На его плече болталась туристическая сумка.

Поставив ее на пол, он объявил:

— Я съехал из отеля, Чайн. Ни за что больше не оставлю тебя здесь одну.

— Здесь нет второй кровати.

— На полу посплю. Сейчас тебе, как никогда, нужны близкие, а это значит — я.

Судя по его тону, дело было решенное. Туристическая сумка свидетельствовала о том, что спорить бесполезно. Чайна вздохнула. Вид у нее был несчастный.

Контору адвоката Чайны Сент-Джеймс обнаружил на Нью-стрит, в двух шагах от здания Королевского суда. Инспектор Ле Галле позвонил, чтобы предупредить юриста о посетителе, поэтому, когда тот назвал секретарю свое имя, долго ждать ему не пришлось: не прошло и пяти минут, как его провели в кабинет адвоката.

Роджер Холберри указал ему на одно из трех кресел, окружавших небольшой стол для совещаний. Оба сели, и Сент-Джеймс изложил ему все факты, которыми поделился с ним Ле Галле. Он не сомневался, что Холберри все это известно. Но Сент-Джеймса интересовало то, что инспектор от него утаил, а узнать это можно было лишь одним путем: расстелить перед адвокатом одеяло фактов, чтобы тот, заметив открывшиеся в нем прорехи, сам захотел их залатать.

Похоже, Холберри был только рад помочь. Ле Галле, сообщил он, не стал скрывать от него верительные грамоты гостя при телефонном разговоре. Как любой нормальный солдат, он не очень обрадовался подкреплению со стороны противника, но, как честный человек, не собирался вставлять им палки в колеса в их попытках оправдать Чайну Ривер.

— Он ясно дал понять, что не верит, будто вы сможете ей помочь, — сказал Холберри. — Собранные им улики неоспоримы. По крайней мере, ему так кажется.

— Что говорят судмедэксперты?

— Они только поскребли тело снаружи. Под ногтями в том числе. Анализа внутренних органов не было.

— А как же токсикологический тест? Анализ тканей? Осмотр внутренних органов?

— Слишком рано. Мы посылаем все это на экспертизу в Великобританию, а там очередь. Но с орудием убийства все ясно. Ле Галле наверняка вам все рассказал.

— Камень. Да. — Сент-Джеймс рассказал адвокату о своих сомнениях относительно того, что женщина может запихнуть камень в горло кому-либо, кроме ребенка. — А поскольку никаких следов борьбы найдено не было… Что обнаружено под ногтями?

— Ничего. Кроме небольшого количества песка.

— А на остальном теле? Синяки, царапины, ушибы? Еще что-нибудь?

— Ничего, — ответил Холберри. — Но Ле Галле знает, что у него почти ничего нет. Поэтому он и вешает все на свидетеля. Сестра Бруара что-то видела. Что — один бог знает. Нам он этого еще не сказал, Ле Галле то есть.

— Может, она сама это и сделала?

— Возможно. Но маловероятно. Все, кто их знал, говорят о ее преданности жертве. Они были вместе — жили вместе, я хочу сказать, — почти всю жизнь. Она даже работала на него, когда он только начинал.

— Что?

— «Шато Бруар», — пояснил Холберри, — Вместе они сделали кучу денег, а когда он ушел на покой, приехали на Гернси.

«Шато Бруар», — подумал Сент-Джеймс.

Он слышал об этой группе: ей принадлежала сеть маленьких, но первоклассных отелей, расположенных в специально оборудованных усадьбах по всей Великобритании. Никакого показного шика, только историческое окружение, памятники искусства, прекрасная кухня и покой. Такие места любят те, кто ищет уединения и анонимности, они незаменимы для актеров, стремящихся хотя бы на несколько дней ускользнуть от пристального взора фотокамер, или политических деятелей, устраивающих свои амурные дела. Осмотрительность — главное достоинство делового человека, а компания «Шато Бруар» служила воплощением этого качества.

— Вы говорили, что она, возможно, покрывает кого-то, — сказал Сент-Джеймс — Кого?

— Ну, для начала, племянника. Адриана.

Холберри рассказал, что тридцатисемилетний сын Ги Бруара тоже гостил в доме накануне убийства. Кроме того, добавил он, есть еще Даффи — Кевин и Валери, которые живут в Ле-Репозуаре с тех самых пор, как там обосновался Ги Бруар.

— Ради любого из них Рут Бруар могла солгать, — подчеркнул Холберри. — Все знают, что тем, кого она любит, она способна простить все. Это же, кстати, можно сказать и о Даффи. Эту пару, Ги и Рут Бруар, на острове любили. Он сделал здешним людям немало добра. Раздавал деньги, словно бумажные платки в холодную погоду, а она много лет входила в благотворительную организацию «Самаритяне».

— Значит, люди без явных врагов, — отметил Сент-Джеймс

— Злейшие враги защиты, — заметил Холберри. — Но и на этом фронте еще не все потеряно.

Голос у Холберри был довольный. Сент-Джеймсу стало интересно.

— Вы что-то нашли?

— И довольно много, — сказал Холберри. — Правда, может оказаться, что все это сплошная ерунда, но проверить все-таки стоит, тем более что полиция, скажу вам по секрету, ни под кого серьезно не копала, кроме этих самых Риверов.

И он рассказал о том, что у Ги Бруара были близкие отношения с шестнадцатилетним мальчиком, неким Полом Филдером, который жил не в самом, по-видимому, благополучном районе острова, известном под названием Буэ. Бруар познакомился с Полом благодаря местной программе, по которой взрослые должны были на общественных началах заниматься с подростками из неблагополучных семей. Гернсийская ассоциация взрослых, подростков и учителей выбрала Ги Бруара в наставники к Полу, и тот его почти усыновил, что не слишком радовало родителей мальчика, не говоря уже о родном сыне Бруара. В общем, накал страстей был вполне возможен, в том числе и самой низменной страсти из всех: зависти и всего, что ей сопутствует.