Владимир Безымянный - Смерть отбрасывает тень

Голиков спокойно выдержал его взгляд, приоткрыл ящик стола и молча высыпал из пакета золотые женские украшения. Словно невидимая тяжесть вдавила Борисова в кресло. Он попытался что-то сказать, но не смог, а лишь беззвучно шевелил губами, казавшимися почти черными на свинцово-бледном лице.

– Жаль, гражданин Борисов, а я было поверил вам! – Голиков сорвался почти на крик и умолк, стараясь успокоиться. Аргументы в защиту Борисова на глазах рассыпались в прах. – Ответьте мне прямо хотя бы на один вопрос.

Борисов обреченно смотрел на Голикова.

– Кто был вашим сообщником?… Я пока еще склонен верить, что вы не могли убить любимую женщину.

Борисов упорно молчал, автоматически перебирая золотые вещицы, лежавшие на столе.

– Отвечайте, черт вас возьми! – рявкнул Голиков. – Это в ваших интересах.

– Ничего я не скажу, – едва слышно прошептал Борисов, – да и ни к чему это вам… И так наворочено. А Ольгу уже не воскресишь… Все, как всегда, – сильный пожирает слабого, – он тяжело вздохнул и неожиданно коротким взмахом ладони смел все золото со стола. Слабый звук его падения был заглушён грохотом резко отодвинутого Чижминым кресла. Майор жестом приказал старшему лейтенанту оставаться на месте, не мешая Борисову высказаться до конца, но того уже было не удержать. Кипя негодованием, он надвинулся на арестованного:

– Хорошо сыграно, уважаемый гражданин Иуда!.. Заплатили!.. Ох, и шлепнул бы я сейчас тебя без суда и следствия. и с превеликим удовольствием. Руки только марать… Да такие, как ты, ради собственной шкуры, не то что женщину – родину продадут!.. И откуда их столько – набились в партию, выползли на руководящие посты, погоду делают… Закон не для них писан!.. Ну, нет, господа!.. Не все покупается и продается! – багровый, то снимая, то надевая очки, Чижмин, не глядя на Голикова, вернулся на место. Майор впервые видел своего подчиненного в таком возбуждении. Однако эта мальчишеская вспышка могла помешать допросу.

– Гражданин Борисов, вы вправе обжаловать наши действия, но я обязан поставить вас в известность, что все они произведены в соответствии с законом, – сказал он.

– Даже выходки вашего подчиненного? – бледно улыбнулся Борисов и снова уставился в пол.

– Я думаю, этот инцидент следует отнести на счет молодости моего коллеги… Не позднее завтрашнего дня вам будет по всей форме предъявлено обвинение, – майор захлопнул папку и, побарабанив по ней пальцами, добавил: – Я учту ваше требование и постараюсь организовать встречу с прокурором… Если у вас возникнет Желание что-нибудь сообщить мне, то передайте через Дежурного, он будет в курсе дела.

Борисов молча, с нескрываемым отчуждением выслушал Голикова, потом тяжело поднялся с кресла и понуро поплелся к выходу, где его ожидал вызванный майором конвой.

– Так-то, Лева, запросто он тебя!

– Но ведь…

– Ладно… еще один прокол – и придется отстранить тебя от участия в допросах.

– Понял… товарищ майор.

– А теперь – заканчивай бухгалтерию. Подключи следователя прокуратуры. И, главное, как бы ни было сложно, проведи следственный эксперимент. Особенно важно точно воспроизвести момент подвешивания тела на крюк для люстры с учетом… – Голиков на секунду запнулся, – физических данных Борисова, – заметив скептическую улыбку на лице Чижмина, он развел руками. – Ничего не могу с собой поделать. Не верю я, что это Борисов, хоть убей.

– А факты?

– Вот-вот, впервые в своей практике не доверяю неопровержимым фактам. Пойми меня правильно, дело здесь не в самолюбии, а в чем-то таком, чего я сам не понимаю, – майор встряхнул головой и потянулся за очередной папиросой.

Прошло больше недели со дня последней встречи Голикова с Борисовым. Она состоялась именно тогда, когда дело Петровой передавалось из прокуратуры в суд. Эта встреча снова поколебала и без того нетвердую веру майора в виновность Борисова. Как он ни пытался избавиться от этого подсознательного чувства, погрузившись в интенсивную работу, оно неотступно преследовало его.

За минувшие дни Голикову удалось добиться увольнения из органов лейтенанта Карого и отстранения от следственной работы Чалого.

Много труда и нервной энергии было потрачено на устранение непредвиденно возникшего конфликта с полковником Струковым, который настойчиво стремился ввести Никулина в дело Петровой. Однако ничего из этого не вышло: контакт Борисова с Никулиным никакими фактами и свидетельствами не подтверждался.

«Сегодня еще только двадцать восьмое сентября, а кажется, что прошла целая вечность… Нелегко далось это дело. Будто полностью поглотило кусок жизни», – с грустью подумал Голиков.

На город мягко опустился вечер. Лилово затлели, разогреваясь, ртутные фонари, вспыхнули витрины магазинов. Мимо текли пестрым потоком озабоченные, с утомленными лицами горожане. Голиков прохаживался по пешеходной дорожке моста через неширокую речку Боровую, на левом берегу которой за несколько последних лет встали многоэтажные корпуса-близнецы новых микрорайонов.

«Строим, строим… если судить по рапортам больших начальников, то получается, что уже вот-вот каждая семья получит отдельную квартиру, – усмехнулся Голиков. – А вопрос с жильем такой же больной, как и десяток лет назад. И кроме новых торжественных заверений с самых высоких трибун о неуклонном повышении жизненного уровня трудящихся, никаких изменений…»

Голиков остановился у парапета набережной, вдоль которой тянулась смутно проступающая в сумерках каштановая аллея. Желтые, прихваченные по краям ржавчиной семипалые листья, казалось, излучали успокаивающий свет. Асфальт был густо усеян колючими полусферами коробочек и лаково мерцающими плодами.

В наливающейся синевой вышине кружили, лениво перекаркиваясь, стайки ворон. В предчувствии зимних холодов птицы возвращались с полей в город, где до самой весны легко было прокормиться у многочисленных мусоросборников.

Нечасто ему доводилось остаться один на один с природой.

Загребая опавшую листву, с Голиковым поравнялись двое тощих долговолосых парней. Один сипло, простужен но спросил:

– Закурить не найдется, папаша?

– Не найдется, – Голиков смерил их неприязненным взглядом. – Да и курить вам еще рановато.

– Ну, спасибо, папаша. Только другой раз не суйся с советами, когда не просят, – говоривший презрительно сплюнул.

Голиков не успел среагировать на дерзость, потому что увидел Марину. Она как раз перебегала дорогу.

В легком кремовом плаще, с цветной косынкой на шее, с короткой стрижкой, она издали казалась девчонкой, еще вчера выпорхнувшей из десятого класса.

– Не замерз? – спросила она. – Я же тебе говорила – надень плащ.