Сергей Кусков - Художник

Валерий Владимирович Лысых, главный редактор краеведческого и литературного журнала "Караван", посмотрел на часы, вздохнул и начал собираться домой. Ждать дальше не имело смысла…

Скрипнула дверь кабинета. (Маленькую, узкую, как вагончик, комнату перегораживал шкаф, в котором хранилось самое необходимое из журнального хозяйства. Половину комнаты, что ближе к входу, занимала Людмила Петровна, ответственный секретарь – сейчас, она, наверное, уже добралась до дома. Вторую половину, у окна, составляли владения главного редактора.) Валерий Владимирович выглянул из-за шкафа и увидел у стола Людмилы человека в куртке и зимней шапке, с загипсованной правой рукой на перевязи. Человек молча смотрел на редактора, редактор тоже смотрел, соображая, кто это такой и где он его видел, и наконец вспомнил и закричал:

– Паша! Ты где пропадал?! Я же уже уходить собрался!

Пришедший был тот самый человек, из-за которого Лысых третий день задерживался в редакции после работы, – художник Павел Ермаков. Но на кого он был похож! Лицо какое-то перекошенное: справа как будто осунулось, слева, наоборот, опухло, и левый глаз почти заплыл; шрам над бровью, и гипс в довершение всего.

Если бы Лысых знал наверняка, что у Павла есть брат, старше его лет на семь или еще больше, он подумал бы, что этот брат и явился в редакцию – тоже захотел узнать о судьбе художника. Но в существовании брата редактор не был уверен и поэтому, пусть и не сразу, признал в посетителе самого Павла Ермакова.

– Здравствуй, Валерий Владимирович. Где пропадал, говоришь? Сначала в поликлинику, – Ермаков качнул гипсом, – сам знаешь, сколько на это уходит времени. Потом в прокуратуру…

– Господи, а им-то что от тебя надо?!

– Им – ничего. Это мне от них надо. Подал заявление на следователя из РОВД. Вот за это, – он снова качнул гипсом, – и за все остальное. Тоже потянули кота за хвост…

– Брать не хотели?

– А какой им резон брать? Дело-то гиблое, ничего не докажешь… Потом домой заглянул. После этого надо бы снова в прокуратуру, но сегодня уже не пойду, хватит.

– А что дома?

– Дома все вверх дном после обыска. Цветы засохли… Хорошо, кошку не держу уже второй год… Ну, да ладно, не в кошке дело. При обыске забрали все видеокассеты, диски и винчестер из компьютера. Вещественные, блин, доказательства! Обещали вернуть, только у них там все время кого-то нет на месте, похоже, все уже растащили. А сейчас прихожу – монитора нет!

– Думаешь, они?

– А кто еще? Их печать на двери. Целая, между прочим!

– А хороший был монитор?

– Хороший. Большой, жидкокристаллический. Ты же знаешь, я последнее время на компьютере работаю чуть ли не чаще, чем на бумаге.

– Да, дела… – редактор задумался. – Вот что, попрошу-ка я юристочку из "Домостроя" тебе помочь. Они себя чувствуют некоторым образом обязанными, а у меня с ней отношения хорошие.

– У тебя с ней отношения не хорошие, а очень хорошие, – усмехнулся Ермаков, – так ты уж попроси ее встретиться где-нибудь здесь, на твоей территории. Не хочу я у них появляться.

– Так все-таки, где ты пропадал? Я не имею в виду сегодня. По моим данным, тебя позавчера еще должны были выпустить. Я тут всех на уши поставил, вплоть до областной прокуратуры.

– Вот за это спасибо, Валерий Владимирович. Если бы ты их на уши не поставил, я бы еще и сейчас сидел.

Евгений Петрович Бородин, генеральный директор фирмы "Домострой", был застрелен на лестничной площадке, у двери собственной квартиры, за месяц с небольшим до описанного разговора. Два выстрела прозвучали в подъезде в начале девятого вечера. Минут через десять соседка Бородина, слышавшая стрельбу, отважилась приоткрыть дверь и выглянуть на площадку…

На Павла Ермакова следователь Кучумов вышел через два дня, изучая связи убитого. К Павлу вели по меньшей мере две цепочки: во-первых, "Домострой" являлся одним из учредителей и основным спонсором журнала "Караван"; во-вторых, Елена Бородина, вдова генерального директора, раньше была замужем за Ермаковым.

Следствие рассматривало версии, как связанные с бизнесом покойного, так и личного плана. В последнем случае Павел был одной из наиболее подходящих фигур. Во-первых, бывший (отвергнутый ради другого?) муж. Во-вторых, некоторые из знающих его людей аттестовали его как человека несдержанного и склонного к ссорам. Другие, правда, утверждали, что он, наоборот, на редкость терпелив, но если все-таки его выведут из себя, то мало не покажется никому. (Вот и вывели, подумал Кучумов.) К тому же в молодости он однажды получил срок (правда, условный) за хулиганство, почему и был отчислен из университета за два месяца до защиты диплома.

Следователь позвонил в редакцию, там ответили, что Ермаков работает дома. Он позвонил домой и предложил подойти в райотдел для выяснения некоторых вопросов.

– Каких еще вопросов? – спросил Ермаков. Ему очень не хотелось отрываться от работы и тащиться куда-то по гололеду.

– Касающихся вашей бывшей жены, – ответил следователь.

– А, это про убийство, что ли? Раз такое дело, приду.

После обязательных вопросов (имя-фамилия, дата рождения, место жительства) следователь спросил:

– Павел Степанович, какие у вас были отношения с Бородиным?

– Никаких, – несколько удивленно ответил Павел. – То есть я, конечно, знаю, что журнал в основном живет на деньги "Домостроя". Бородина, естественно, знал в лицо, может быть, пару раз встречался на каких-нибудь вечеринках… И, пожалуй, все.

– Вы знали, что ваша бывшая супруга замужем за Бородиным?

– Да, – спокойно ответил Ермаков. "Выдержка, однако!" – подумал следователь.

– Давно вы это знаете? – спросил он.

– Полгода, может, меньше… Точно не помню.

Ермаков задумался. Кучумов не стал ждать, когда он вспомнит подробности, и задал следующий вопрос:

– Какие у вас отношения с Еленой Бородиной?

Павел задумался.

– Отношения? Как у двух людей, связанных каким-то общим эпизодом в прошлом. Не более того. Мы оформили развод год назад, когда у нее появились виды на Бородина, а до этого уже два года жили порознь. Нет, конечно, когда это случилось, я ей позвонил, так сказать, выразил…