Владимир Соколовский - Двойной узел

— Садись. В чем дело?

— Да так. Не получается из меня следователя.

— Это почему же? Переживаешь небось, что макуринское убийство раскрыть не можешь?

— Убийство Макуриных раскрыто.

— Вот как? — удивился Галанин. — Что-то не понимаю я тебя.

— Убийца супругов Макуриных, некий Пеклеванов, установлен инспектором ОУР УВД капитаном Семакиным и сотрудниками Кучинского райотдела. Я к этому не имею ни малейшего отношения. Подпишите заявление.

— Во-он оно что, — протянул старший советник. — Эх, Юра. Помнишь, был у нас разговор, когда я тебе дело по взяткам давал? Еще подумал тогда: откажешься или нет? Правоту свою будешь отстаивать или нет? А ты — ни то, ни се: я, мол, и сам не верю… За свои-то дела драться надо, а не мямлить. Если бы ты на своем настоять сумел тогда, я бы нашел, кому эти взятки сунуть. Не нашел бы, покряхтел да сам взялся! Вот ведь как оно получилось. И заявление на стол сразу. Охо-хо…

— Сейчас подпишете, или попозже зайти?

— Ты погоди. Во-первых, вот что: формальных оснований для увольнения у меня нет. Тем более сейчас, когда дело раскрыто. Во-вторых, зря уж ты так себя казнишь, и твоя заслуга кой-какая есть. Разве не ты надумал землю прибором щупать? С газетой верно решил. Капитану Семакину архив предложил проверить! Так что зря, зря ты так сразу. Другое дело, что совесть у тебя есть свою вину признать, о которой, можно сказать, кроме меня, тебя да капитана, и знать никто не будет! Это хорошо, Юра! Урок ты добрый получил, всю жизнь можно оглядываться. Следственная работа — она, брат, совестливая! Страшно, когда следователь за бумажками людей видеть перестает. Был у нас семь лет назад в отделе случай такой. Ты лесочек, что за кинотеатром «Луч» расположен, помнишь? Так вот, произошло в этом лесочке несколько изнасилований. Через этот лесок дорога со швейной фабрики проходит, женщины со второй смены домой идут. Представляешь? Шум, звонки, письма. Уходить со второй смены боятся — там и ночуют. Всю милицию на ноги подняли. Поручили мы это дело Саше Литваку, ты его не знаешь, стал он расследовать. Приводят к нему как-то парня — задержали в лесу, на тропочке, недалеко от «Луча». Парень, по приметам, что потерпевшие описывали, похож вроде: черненький, худощавый. Судим дважды. Под надзором. На допросах мнется: мол, гулял, то, се. Подозрительно себя ведет. Литвак проводит опознание. И что бы ты думал? Опознают! Прямо на него указывают — этот, мол! Правда, одна женщина категорически не опознала. Может, не разглядела, мало ли, бывает. Саня парня арестовал. Вынес постановление, получил санкцию. Все! Раскрыл! Парня в тюрьму отправил, давай другие следственные действия по делу проводить. А через неделю после ареста — опять в том лесочке изнасилование! Так ты знаешь, когда Литвак об этом узнал, страшно на него стало смотреть. Словно огнем его внутри опалило. Я не знаю, чем этот человек жил, пока мы настоящего преступника не задержали, а как задержали, сразу заявление принес. Я подписал.

— А как же с опознанием?

— А вот так. Бывает. Здесь на уйму моментов надо поправку брать: и на темноту, под осень дело было, и на состояние до смерти перепуганной женщины, и на некоторое внешнее сходство — тоже штука нередкая! Каждый четвертый, наверно, худощавый да черненький, тебя хоть взять.

— Что же он в лесу делал?

— И тут интересная штука получилась. Раньше, еще до того как парень второй раз в заключение попал, была у него девчонка. Когда его осудили, она вышла замуж. Освободился — снова встретил ее, и закрутилась у них опять любовь. А потом не знаю, что у них получилось, она отказалась с ним встречаться. Он мучился, мучился и пошел ее со второй смены встретить. А после — знал ведь, чем ему это грозит, — все равно никому не сказал, чтобы замужнюю женщину не позорить. Это уж когда Литвак с открытой душой к нему подошел, он все выложил. Вот так-то, Юра. А Сашка теперь юрисконсультом в овощторге работает. До сих пор не может своего позора забыть. Ладно! Теперь посматривать за тобой буду. Да ты и сам смотри. Не маленький, верно? Ну что, погодим с заявлением?

— Погодим! — Попов перевел дух, улыбнулся.

— Тогда все. Иди работай!

С шумом захлопнув дверь, Пеклеванов вошел в кабинет проректора института по хозчасти.

— Насчет труб вызывали?

Сидящие за длинным столом оперативники встали, грохая стульями, и моментально передислоцировались: двое встали к окнам, один — у дверей. Самый здоровый громоздился за спиной Пеклеванова, широко расставив ноги. Проректор кивнул Семакину и вышел из кабинета.

Пеклеванов удивленно огляделся:

— Это еще что? Не понял, прошу объяснить.

— Объясняется все очень просто, — тихо сказал Семакин. — Вы задерживаетесь, Пеклеванов, по подозрению в убийстве двух человек, имевшему место третьего июня сего года.

Пеклеванов напрягся, сглотнул.

— С ума вы, начальники, все сошли, видать. — Он покосился на стоящего у двери. — Вот так живет человек, живет себе, никого не трогает… Это кто же вам, товарищи, такие права дал? Вы не думайте, я законы не хуже вашего знаю. Чуть не свалился с испугу, — нервно засмеялся он. — Полегче с шуточками такими.

Он хотел сесть, но Семакин, побагровев, рявкнул:

— Встать!

У Пеклеванова набухли желваки.

— Я с вами, Пеклеванов, дискутировать не собираюсь, — все еще пламенея лицом, жестко сказал капитан. — Не хотите признаваться — не надо. Без этого доказательств хватит. В соседнем кабинете следователь допрашивает студента, который дал вам циан; вы им хотели якобы крыс в общежитском подвале травить, так? Второе: по фотографии вы опознаны шофером, который вез вас на станцию в ночь с третьего на четвертое. Я не сомневаюсь, что он вас и так опознает, здорово запомнил, говорит! Третье: мы сверили отпечатки с вашей дактокарты с отпечатками, обнаруженными на лопате, найденной в огороде. Может, хватит? Учтите, поскольку преступник задержан, настоящее следствие только начинается. И еще доказательства найдем, будьте уверены!

В кабинет на цыпочках вошел Попов; прокравшись к столу, сел рядом с Семакиным. Посмотрел на него: ну как? Тот качнул головой: давай!

— Будем знакомиться, Пеклеванов, — произнес Попов. — Я буду вести следствие по делу об умышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами. Теперь я должен допросить вас в качестве подозреваемого. Желаете давать показания? Возьмите стул, сядьте.

Пеклеванов сел, весь как-то обвис на стуле. Молчал, глядя в пол. Семакин переглянулся со следователем, и — вкрадчиво:

— А зачем ему молчать? Ну куда ж ему деться-то, ну куда, ведь против фактов он не попрет. Ему теперь одна надежда: только на полное признание, иначе совсем труба дело. Чего молчишь? Уснул, что ли?

Пеклеванов встрепенулся, поднял глаза.