Дон Уинслоу - Жизнь и смерть Бобби Z

Вскоре он снова готов, извиваясь, избавляется от одежды, и вот он у нее внутри, они тесно сплелись, обняв друг друга и раскачиваясь вперед-назад, и на этот раз она вскрикивает, и он, целуя, чувствует влагу на ее щеках.

Некоторое время они лежат в молчании и покое, Тим ощущает теплую влажность ее кожи и слушает, как она дышит, и жизнь в кои-то веки кажется ему безмятежной.

Эта расслабляющая тишина совсем убаюкала его, как вдруг она шепчет ему в ухо:

– А теперь скажи мне правду.

– О чем? – Ему хочется спать.

– О том, кто ты на самом деле.

И сна у него – ни в одном глазу.

– Я Бобби Закариас, – говорит Тим.

– Нет, это неправда.

Его обезоруживает именно ее уверенность. Он сидит на унитазе, глядя, как Элизабет моется махровой салфеткой под душем.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает он без всякого вызова, скорее с интересом.

– Детка, женщину обмануть нельзя, – отвечает она.

Тиму не хочется развивать эту тему, и он осведомляется:

– И давно ты поняла?

– С первой минуты.

– С первой минуты?

Она улыбается и кивает.

С какой первой минуты, недоумевает Тим. С той минуты, как он вышел к бассейну у Брайана, или с той минуты, когда она вынула его член из штанов? Но по-настоящему он хочет узнать не это и спрашивает:

– А зачем ты мне рассказала про Уэртеро? Держала бы язык за зубами и позволила бы им меня убить.

Элизабет вытирается полотенцем и начинает натягивать джинсы.

– Это было бы нечестно, – замечает она, – позволить, чтобы тебя убили за то, что сделал Бобби.

– А что сделал Бобби?

Вскальзывая в блузку и застегиваясь, она предлагает:

– Давай сначала ты.

– Что – сначала я?

– Ответишь, кто ты, черт побери? И с чего это ты носишься туда-сюда и прикидываешься Бобби? И где сам Бобби?

В кои-то веки она, кажется, спрашивает серьезно, думает Тим. Эта ее издевательская улыбочка пропала, вокруг глаз – морщинки. Она выглядит старше, чем ему казалось. Старше и милее.

– Ты его любила? – спрашивает он.

– Когда-то.

– А сейчас?

Она пожимает плечами.

Тим набирает побольше воздуха и произносит:

– Меня зовут Тим Кирни, и я конченый неудачник. ДЕА заключило со мной сделку: чтобы я притворился Бобби Зетом, тогда они смогут обменять меня на своего агента, которого держит у себя Уэртеро.

Элизабет смотрела на него, ожидая, пока он выложит остальное, потому что она задала ему три вопроса, а он ответил на два. А он не хотел отвечать на третий. Лучше бы солгать и сказать, что он не знает, но женщина поступила с ним честно там, на старом ранчо, и она выстояла, когда Брайан бил ее пряжкой, так что Тим считал, что она заслужила честный ответ.

– А Бобби мертв, – говорит Тим.

Он встает, готовясь подхватить ее, если она, к примеру, станет падать в обморок, как это проделывают женщины в кино, однако она остается на ногах и бьет в самую точку:

– Как он умер?

По ее интонации он чувствует: она думает, что Бобби шлепнули, и он уже хочет сказать «от естественных причин», но тут вспоминает, что в наркобизнесе это и в самом деле естественная причина смерти – когда тебя шлепают.

Поэтому он говорит:

– Сердечный приступ.

– Ты шутишь.

– Под душем, – уточняет Тим. – Агенты ДЕА его взяли и собирались обменять, а он умер от сердечного приступа под душем.

– Только и всего?

– Только и всего, – повторяет он. И, помолчав, спрашивает: – Как ты, в порядке?

Она отзывается:

– Не тревожься обо мне… Никогда не представляла себе мир без Бобби. Ну да, я его столько лет не видела, но он всегда где-то был, понимаешь?

– Конечно.

И тут ее как прорвало. Тим видел такое в тюрьме: какой-нибудь парень за много месяцев слова не вымолвит, а потом на него находит, и он начинает, не думая, выбалтывать все, что у него в голове.

– Знаешь, когда я попадала во всякие переделки, – начала она, – без денег, или если меня бросал какой-нибудь мужик, или если дорожный патруль находил у меня в машине окурок косяка, – мне нужно было сделать только одно: позвонить Монаху, – и все улаживалось. За меня все улаживали, и это все Бобби, он мне протягивал руку, как бы далеко ни был.

– А.

– И я тоже всегда была готова ему помочь, – продолжила Элизабет. – Я с ним не виделась, но иногда ему нужен был кто-то, кому он мог доверять, и он передавал мне какое-нибудь поручение, и я его выполняла, любое.

– Двустороннее соглашение.

– А теперь он ушел.

– Да.

– Совсем ушел.

– Ага. – Тим вставляет в ее исповедь междометия, позволяя ей выговориться.

– Такое чувство, словно мир больше никогда не будет прежним.

Точно-точно, без балды, думает Тим. И для нее, и для меня.

– Так почему бы тебе им это не объяснить? – спрашивает она.

– Кому? Что?

– Объяснить дону Уэртеро, что ты не Бобби, – растолковывает она. – Что Бобби мертв.

Он качает головой:

– Не пойдет. Слишком много было крови, и потом, у меня на хвосте все равно останется ДЕА.

Не говоря уж об «ангелах ада». О них он даже не упомянул.

– Да нет, я это разрулю, – продолжает Тим. – Улажу дело с Уэртеро и потом унесу ноги из страны.

– И как ты собираешься это сделать?

– Пока не знаю, – признается он. – Но, как бы там ни было, ты лучше отвези ребенка матери.

Она фыркает:

– Оливия и не заметила, что его нет. Ей абсолютно наплевать.

– Ну все-таки…

– Он хочет быть с тобой.

– И что?

– Он думает, ты его папа.

– Он знает? – уточняет Тим. – Про Бобби?

– Он ребенок, – отвечает она. – А не идиот. Конечно, он знает. Бедняжка вырос, зная, что его папа – что-то вроде легенды, и тут вдруг легенда появляется и защищает его, как никто никогда не делал, как это тебе? Подхватывает его и вырывает из этого сумасшедшего дома как герой какого-нибудь мультфильма, который он видел по телевизору. И с кем после этого, по-твоему, он захочет быть?!

– Господи, что это на тебя нашло?

– В общем, нельзя так играть с ребенком, – заявляет она. – То отдавать его, то забирать.

– Как ты?

– Именно… – соглашается Элизабет и, помолчав немного, спрашивает: – Так что ты собираешься делать?

– Собираюсь повидаться с Монахом, – говорит он. – Если я хочу уехать из страны, содержать ребенка и обеспечивать его безопасность, мне понадобятся деньги. Куча денег. Деньги, чтобы расплатиться с Уэртеро, деньги, чтобы убежать, чтобы прятаться, чтобы на что-то жить. А у Монаха есть деньги, верно?

– Это деньги Бобби.

– Ни хрена! – возражает Тим. – Это мои деньги. Мне достались враги Бобби, его проблемы, его тоска, его ребенок, а стало быть, и его деньги.

– А как насчет его женщины? – осведомляется она.

Он пристально вглядывается в ее зеленые глаза.

– Зависит от его женщины, – отвечает он и с этими словами, гордо выпрямившись, выходит из ванной, уверенный, что это самый лучший уход со сцены, какой ему в жизни удавался.